Он ничего не сказал отцу и молчал всю дорогу домой, думая о своем. Невеста его пугала. А больше пугало то, что он вдруг представил ее распоряжающейся в своем доме. Она сразу поставит на место Микён и люто возненавидит Елень! У этой семнадцатилетней девчонки на него такие планы, что никакая другая женщина в радиусе десяти метров просто недопустима. Но ее любви к себе он не почувствовал. В том, что испытывала девушка, было больше жадности, жажды обладания, но никак не любви. Чего-чего, а любви в жадности нет. Это тот случай, когда, не имея возможности обладать, уничтожат предмет вожделения: моё или ничьё.
— Страшная девица, — пробормотал он, входя за отцом в ворота. Старик обернулся, но ничего не сказал.
Соджун прошел в свои покои и притаился. Он слышал, как Микён укладывает отца, как она ласково и нежно к нему обращается. Скоро из комнаты раздался храп, и капитан вытащил черную одежду. Он наскоро оделся. В окошко угодили камешком. Мужчина, зажав сапоги подмышкой, открыл тихо створку и выпрыгнул в темный двор, едва различая в темноте две фигуры. Он подтянулся и закрыл окно, рана тоненько заныла. Три фигуры покинули подворье и бросились почти бегом, прячась в тени высоких заборов.
Анпё бежал первым, за ним след в след — Елень, а замыкал тройку Соджун. В городе давно объявили комендантский час, стражники с колотушкой ходили где-то на соседних улицах — их голоса были едва слышны. Соджун придержал Елень, расслышав топот конских копыт. Троица распласталась на земле, всадник проехал мимо, не заметив их, лишь его лошадь всхрапнула, почуяв рядом чужих. Вершник стукнул ее легонько кнутом меж ушей, когда она брыкнулась в сторону от полночных татей.
К большому удивлению Соджуна ворота оказались висящими на своих местах. Мало того, они были заперты. Он даже тронул их, словно не веря своим глазам.
— Неужели? — шепнула с отчаянием Елень.
Капитан мотнул головой, показав веревку на которой были наклеены желтые клочки бумаги с печатью новой семьи. Соджун сорвал одну из них и сунул за пазуху, а сам спустился с крыльца вниз. Задрал голову. Забор был высокий, даже с его ростом он не мог рассмотреть внутреннее убранство двора, но другого выбора не было. Он уже позвал Анпё, как Елень, поняв его замысел, поманила куда-то в сторону. Они обежали почти всю территорию, пока она не указала на место, где забраться было довольно просто: стоило лишь подтянуться.
Соджун показал Анпё на забор, и тот уже готов был взобраться, но Елень остановила мужчин, ткнув в руку капитана. Тот даже чертыхнулся, но Анпё вспомнил о ране, хлопнул себя по лбу и быстро встал спиной к стене, сложив перед собой руки в замок. Раздосадованному Соджуну ничего другого не оставалось, как упереться сапогом в этот замок, да с помощью верного друга взобраться на забор. Потом так же Анпё подсадил и Елень, наверху ей помог капитан. Сам Анпё взобрался с такой сноровкой, будто делал это каждый день. Слуга легко спрыгнул на землю по другую сторону. Соджун прыгнул следом, а потом протянул руки, чтобы помочь спуститься Елень. Она поскользнулась на крыше забора, неуклюже завалилась вперед и непременно разбила бы себе лицо, если бы Соджун ее не подхватил, сам едва устояв на ногах. Сжав тонкий стан в своих руках, он сделал пару шагов назад и поставил женщину на землю, неохотно разомкнув руки. Елень было неловко, она одернула одежду и побежала куда-то за угол. Соджун поспешил следом.