…И при всякой погоде (Соколов) - страница 30

– А тема музыкальных фантазий здесь не развивалась?

– Да, все это время я продолжал предаваться и им. Причем в них возникали теперь новые оттенки, но главное – новый мотив. Мотив какого-то торжества – возвышенного и светлого. Сцена и пространство для танцев в этой фантазии были освещены солнцем – но оно не слепило. День уже переходил в вечер, было пустынно и тихо. Только певица (Лара) и три пары танцующих. И этот день, этот вечер, это событие обещали им нечто большее – вечное блаженство. Словно ни песня эта, ни танец, ни мгновение никогда не закончатся. Так, Лара не просто пела – она возвещала о торжестве. Торжестве жизни над смертью. По миру неслось эхо благой вести, и все мы радовались, танцевали – твердо зная, что и дальше будем вместе, что и дальше будет продолжаться праздник. Этот мотив вечности и райского блаженства впервые предстал передо мной настолько выпукло и ярко. Я чувствовал его и раньше – и знал, что ощущение это обозначает нечто очень важное. То, без чего никак не может обходиться веселье, которое я организовывал на «огоньках» – и во всех прочих местах. Нам должно было быть не просто весело – нам должно было быть весело всегда. У праздника не могло быть конца. В это поверить было нельзя. Так что и во время уборки мусора я понимал суть этого ощущения, чувствуя потребность остановить, продлить и объять необъятное. В него входило все: моя любовь к Ларе, мой энтузиазм и перфекционизм, ощущение красоты и протяженности пространства. Но связующим фактором было именно последнее. Я еще не знал тогда, почему оно захватывает так сильно. Как не знал и того, почему привлекают меня некоторые особенные уголки – в самой школе и вокруг нее. Такими уголками были раздевалка младших классов, пространство около витражного окна на нашем этаже, дверь, ведущая в другой корпус – и все участки на пути домой, где велись увлекательные разговоры и бесчисленные снежные битвы. Со временем на карте появлялись и новые места. Большой мир маленького школьника расширялся.

Раздался резкий звук.

– Кажется, окно захлопнулось. Да, вон то, дальнее. Встаньте кто-нибудь, не поленитесь. Как же все-таки душно сегодня… Думаю, мы закончим пораньше.

В четвертом классе, весной, я болел. Болел я не только осенью. В один из дней (я был уже здоров) мне позвонил Тимур. Позвонил и обещал зайти. Зайти в гости. В том, чтобы зайти в гости, ничего особенного не было. Кроме одного: Тимур был первым. Это не совсем правда – раньше приходил на дни рождения Дима. Но как лучший друг Дима воспринимался иначе и как гость не рассматривался. С Тимуром же отношения были сложными – то дружим, то деремся. Но первое преобладало, и поход стал возможным. Он пришел после школы, ближе к двум. Готовиться я начал с часу. Диван был собран, постели убраны, пол – подмыт и подметен. К чаю купили вафель, печенья – чего-то еще, что елось сладкого в те годы. К часу дня я был сосредоточен на одной лишь мысли, ждал одного. Школьный приятель навещает школьного приятеля – это нормально, буднично, ничего особенного. Так говорил рассудок. Ко мне сейчас придет гость, нужно его правильно встретить, не оплошать, не показаться невежливым. Так говорило сердце и нервы, желудок и кончики пальцев, пульсировавшие виски и горевшие ступни. Последние кричали громче всех, пока мерили шагами комнату, вертелись, покачивались, ускорялись и лишь иногда (перед окном) тормозили, передавая импульс мышцам шеи и лицевым. Шея вытягивалась, напрягалась, стараясь захватить еще кусочек и еще. Лицо же морщилось. Зрение уже подводило меня, и фигурки вдали расплывались. Но школьная дорога была видна мне. Я рассуждал. Разглядывая кучки, я смотрел на портфели, на цвет мешков, на их количество. Тимур должен был идти с Мишей и Димой – так мне казалось. Так они ходили часто. Перевалило за пятнадцать, за двадцать пять, тридцать – стрелка приближалась к семерке. Я ломал голову над причинами. Он мог и передумать, появились дела, он опаздывает, заболтался, обманул… Последнее неприятно резануло и выбило тут же из колеи. Легкомысленность обещаний была так естественна, так распространена среди людей. Всякое бывает, встретимся позже, в другой раз. Я об этом знал, понимал, что так можно, что это ничего. Но в душе вихрилась буря – сомнений, обид и новых предположений. Я уже прикидывал в голове расстояние: столько-то от ворот до свалки, столько-то до другой, потом поворот и… Я ждал взглядом на этом участке и говорил себе, что через тридцать секунд, через минуту, через две хотя бы он появится из-за угла. Сдаваясь, перемещался дальше – за первую свалку, ждал там. Затем – длинная дорога между первой и второй. Там шли толпы, и много раз я ошибался. Желаемое все не оказывалось никак действительным. Я снова переходил к повороту, к свалкам, к дороге – и сначала. Страшно долгими казались эти минуты – но не прошло, в действительности, и пяти. Я устал. Я сидел на диване, и голова гудела. Мысль об отмене и переносе уже устаканивалась в ней. Пройдясь до окна еще раз, я опять сел, еще прошелся, попал в другую комнату, уселся там – и домофон. В тот момент, когда бдительность утрачена, а надежда – потеряна. Но ведь я знал это с самого начала, знал, что так и будет. Конечно, он пришел бы – что за вопрос! Он пришел, и встреча состоялась. Подробности же, парадоксально, не сохранились.