И тут я увидела, как ребята засобирались. Кто-то уже накинул куртку, взял рюкзак и молча вышел. Остальные со скучающими или насупленными лицами также последовали этому примеру.
– Стойте вы все! Куда? Да вы что?! Где этот договор?! Дайте мне его! Вот! Вот! Я готова подписать! Где надо подписывать?! – меня уже била истерика. Наверное, я впала в какое-то дикое измененное состояние, ибо схватила стопочку договорных бумаг, нервно пролистала до самого конца и дрожащей рукой, почему-то, как в далеком детстве, нацарапала наискось корявыми печатными буквами «НАТАША», уронила ручку и разрыдалась.
Глава 20
Эмоциональность, нервы… Все это сильно мешало адекватно воспринимать реальность, и, возможно, поэтому теперь мне сложно вспомнить, что же было потом. Туманно все. Мы, конечно, продолжали играть по клубам. Да. Но, видимо, после вот этой истории с подписанием договора что-то сломалось.
Ни о каком проекте в Англии я уже больше и не мечтала. Отношения с Андреем у нас сохранились вполне даже дружеские. Я же говорила, что человек он хороший. Но вот проектом он более уже не занимался. Странная штука память. И пытаюсь вспомнить, как дело-то было. А не получается! Словно стерто грубым ластиком. Какие-то штрихи чуть просвечивают, но разобрать не удается. И ведь главное, что я и не виновата! Я же подписала этот договор. Ну да, по-дурацки, печатными буквами… Глупо как! Но я готова была подписать все по-человечески. Я горела этим проектом! Жила им! Мне он как воздух был необходим! Эх! Да что уж… Но мужиков моих тоже понять можно. У них и впрямь семеро по лавкам, жены, семейная канитель эта… До творчества ли тут?! Потусили, поиграли в звезд рок-н-ролла – и будет. Выходит, так?! И почему старик Пронин не удержал всех тогда? Не применил свой талант лидера? Он же мог! Я знаю!
Потом из группы стали уходить по очереди музыканты. Поначалу мы искали подмены и каждый раз репетировали с новым человеком старый репертуар. Основным костяком оставались Пронин, я, Рыбалов и барабанщик Рома.
Репетировать одну и ту же программу стало уже невыносимо. Я ныла, что пора обновить репертуар, и даже подсовывала Пронину какие-то свои творения, мол, давайте попробуем. Но Дима твердо стоял на том, что песен на русском языке в этом проекте мы петь не будем. И точка.
Наступил период депрессии.
Однажды мы дошли до того, что играли какой-то ответственный концерт в минимальном своем составе. Ни клавиш, ни соло-гитариста, ни перкуссии (я уже и не говорю о дудках) не было на сцене. И то ли день выдался неудачный, то ли депрессия коллективная дошла до своего апогея, но… Хоть и стыдно это вспоминать, а я все-таки расскажу.