– Тогда тебе придется распрощаться со своим миром, приняв мой. Я не хочу, чтобы ты когда-либо чем-то жертвовала.
– А если этого хочу я сама?
Она настойчиво ждала от меня ответа, не сводя с меня своих требовательных глаз, отказать которым я уже был не в силах.
Поднявшись с ее постели, я протянул ей свою руку, надеясь, что ее слова были реальны. Не раздумывая, она вручила мне свою тоненькую ладонь, последовав за мной в сторону огромного зеркала, стоящего у тяжелого платяного шкафа.
– Если сейчас ты сделаешь шаг вперед, то уже никогда не сможешь попасть в свой собственный мир. Это жертва, от которой ты можешь отказаться. Тогда я пожертвую этим миром ради тебя.
Она встревоженно подняла на меня свои глаза, в которых застыла какая-то слепая печаль.
– У меня давно нет своего мира, – с дрожью в голосе сказала она, опустив глаза. – Он рухнул, когда я была ребенком.
– Тогда я дарю тебе свой. – Сделав шаг в мир, который был мне подвластен, я боялся, что она откажется, но Вейн смело шагнула за мной.
Прекрасное голубое платье с витиеватым черным кружевом, нежно лежащим на ее тонких руках и длинной шейке, изящно смотрелось на ней, придавая особенный, сказочный вид. Легкие черные туфельки на невысоком каблучке звонко стучали по каменному полу, звоном разлетаясь по всей моей комнате.
Остановившись у зеркала, основания которого были искусно облачены в серебряную каемку, Вейн замерла на миг, погрузившись в какие-то без конца тревожащие ее мысли.
– Что-то случилось? Почему ты так грустна? – едва приобняв ее за плечи, встревоженно спросил я.
Мои прикосновения точно обожгли ее, отчего она неожиданно отстранилась от меня, бросив пугливый взгляд в мою сторону.
– Вейн? – Она без конца начинала меня пугать, нагоняя самые невероятные мысли, болезненно тревожащие меня.
Тяжело выдохнув, она присела на стул, стоящий у моего шахматного стола, прислонив ладонь к своему разгорячившемуся лбу.
Присев перед ней на колени, я заглянул в ее пустые глаза, в которых ничто не могло более отразиться. Я хотел было обнять ее, но руки мои не могли даже приблизиться к ней.
– Прости, – на вздохе сказала она, вновь посмотрев на меня прежними глазами, полными ясного света, – прости меня, Энгис. Я не знаю, что и сказать тебе, чтобы ты смог понять меня.
– Мои прикосновения болезненны для тебя, – механически проговорил я, больше не надеясь ее коснуться.
Она встрепенулась, как птица, попавшая в клетку, крепко и так нежно заключив меня в горячих объятиях.
– Да о чем же ты?! Еще ничьи объятия не были для меня так желанны. Просто я не могу поверить, что это все реально.