– Хм. Ты-то что знаешь о судьбе, пацан? На вот, обедай. Да гляди не съешь всё сразу. Отложи на утро. Банку оставь, завтра заберу. Ну, бывай.
И пошёл с площадки молодецким шагом, казалось, ещё немного и запоёт строевую песню.
Так у них и повелось. Приходил Назар Петрович каждый день на площадку, приносил еды и рассказывал, рассказывал. И никогда не знал он заранее, о чём будет говорить. Иной раз вскрывались такие раны, что и самому себе-то сказать боялся о них, а перед мальчишкой слова лились, как из рога изобилия. А мальчик слушал. Да не из вежливости, а с интересом. И иногда выдавал своё резюме, что называется, не в бровь, а в глаз. И после бесед этих чувствовал себя Назар Петрович, как после ножа хирурга: нарыв вскрыли, гной полился, боль пульсирующая, но понимание, что скоро станет легче и никогда уже не будет так больно, смягчало и давало силы терпеть.
Однажды пришёл Назар Петрович под стать осенней погоде – хмурый и неприветливый. Настроения разговаривать не было, всё больше молчал. Мальчик спросил:
– Случилось что?
– У сына день рождения.
– Так это же радость.
– Кому как, малой. Не знаю я его как сына, а он меня как отца. Вроде под одной крышей жили, а вот познакомиться не довелось. Бывает так, понимаешь?
– Нет, не понимаю. Как так: вроде вместе, а вроде и нет?
– А вот так. Я детей-то не очень любил, шумные они, проблем от них много. Но жена очень хотела ребятишек, да и вроде как надо род-то продолжать, в моём роду всегда семьи большие были. И вот родился Андрейка. Пацан, вроде как гордиться должен, солдат будущий. А я сторонился его, мне служба важней была. Я же тогда действующий был, вот и отправляли меня на разные задания интересные. А с ним что? Конструктор собери, арифметику объясни, змея научи делать. Дураком был. Вот только сейчас и понял, каким дураком! Променял сына на страну, что развалилась, и не нужны мы ей стали, бывшие офицеры. А когда жена умерла, Андрюхе почти тринадцать исполнилось, считай, ровесник твой. Пожили мы с ним полгода вдвоем, и затосковал я. По выслуге лет я уже на пенсии был, но уходить со службы не хотел. А из-за него меня в командировки отправлять совсем перестали, даже в соседний гарнизон с проверкой. Жизнь мне тогда скучной казалась, да ещё сын на шее. О себе только и думал, а то, что ему без матери и так худо, и в голову не пришло. И вот, недолго думая, решил я его отправить в танковое училище, что в другом городе. По возрасту ему еще рановато, но я же не зря всю жизнь на армию положил, связи-то кой-какие были. Поговорил с нужными людьми – и всё, закрыл вопрос. А его-то и не спросил, хочет он или нет. Не интересовало меня это. Сколько помню, его всегда конструкторы интересовали, всякие схемы там, всё время что-то изобретал. Но я сказал ему, что не мужское это дело – в конструкторском бюро штаны протирать. То ли дело война! Со мной ведь не поспоришь. Вот и отправил я его. А если честно, малой, просто избавился. И вот только сейчас понял, какую ошибку совершил. Сына потерял, так и не обретя.