И вот в темноте показалась необъятная, как повариха, тетя Вера.
– Иди, Любава, воды согрей, – скомандовала тетя Вера. Потом, повернувшись к связанной женщине, продолжила, – А ты, что разлеглась, поешь скорее, небось рожать вот-вот будешь, силы понадобятся.
Она протянула мягкий ломоть ржаного хлеба. И налила в чашку воды.
– Благодарю, – нерешительно ответила женщина и глазами показала на узел на запястьях.
– Как звать-то тебя? – Разматывая ей руки, спросила тетя Вера.
– Марина, – ответила та, жадно пережевывая хлеб.
– Пришлось связать, уж не обессудь. Не доглядишь и без башки останешься, – как бы оправдываясь сказала тетя Вера.
И в этот момент все закружилось в голове у Марины: она пошатнулась, и резкая боль пронзила живот.
– Ну вот, милочка, и пришел твой час. Рожала уже или первенец? – Тетя Вера засуетилась вокруг, и подоспевшая с теплой водой девушка побежала за чистыми простынями.
– Не бойся, не бойся, я своих четверых выносила и приняла на руки шестерых. Дыши глубже, справимся…
В ту морозную рождественскую ночь на свет появился Перун. Мать увидела малыша и улыбнулась: – Пусть сильным будет, Перушко-о. – На этом жизненные силы навсегда покинули ее тело, а душа унеслась туда, где нет зависти и лести, похоти и вражды, и правит лишь вечная Доброта.
А малыш остался жить под покровительством огромной тети Веры и молодой Любавы.
Когда Перушко начал ходить и понимать слова, различать квадратики энергосберегающей лампы и яркий свет вверху, куда каждый день уходила Любава, когда он впервые вскарабкался по ступеням эскалатора и увидел за стеклом улицу, первые запреты обрушились на него от строгой, но справедливой тети Веры. «Не выходи», «не дыши тут», «не показывайся». Сначала их стоило принять на веру, но потом, через расспросы и ошибки пришло понимание значимости сказанного. Воздух наверху имел сладко-кислый привкус, то сильный, то еле уловимый. И вот как раз такой почти неразличимый аромат действовал на подсознание всех жителей, то ли на уровне химических соединений, то ли по действию феромонов, вызывая в психике негативные отклонения. Состоятельные граждане обзавелись транквилизаторами и ходили в масках. Простой люд тоже использовал маски попроще, и их действенность не всегда была ожидаемой. То там, то тут вспыхивали драки, домогательства, ссоры. Органы порядка, вызываемые на место происшествия, насильно вкалывали дозу транквилизирующего вещества, вызывавшего полную апатию и черствость. Они и сами были привиты таким непрошибаемым антивирусом, и стали совершенно бесчеловечными, неэмоциональными существами с механическими движениями и отсутствием всякого сострадания к людям.