–А в каком возрасте утонула Эрна? Спросил я.
–Ох, она была так молода, так юна и наивна. Но в ней была какая-то зрелость, я думаю ее поступок был очень зрелым. Но, это, наверное, я сужу по ее творческой душе, такой легкой и светлой, как весеннее небо, которое здесь так редко. И Доротея разлила чай по кружкам, приговаривая: кажется, заварился.
–Расскажите?
–В тот день она проснулась рано, около 5 утра, вышла в столовую и долго смотрела на гладь озера, отказалась от завтрака, а позже заперлась в библиотеке и не выходила до вечера.
Вечером она спустилась к ужину, нарядная. Я обратила внимание на ее глаза в тот вечер, они были припухшие, было видно, что она очень долго плакала. Но глаза были красивые, в обычные дни веки у неё были опущены, такое строение, а как только она поплачет, они набухали и превращались в миндалины, и так горели, так горели, но горели от горечи, превращаясь постепенно в стекло.
После ужина, она сказала мне, чтобы я не запирала никакие двери на ночь. И что она ляжет раньше.
Утром следующего дня она не спустилась, я пошла ее проверить и не обнаружила в комнате и постель не была расстелена со вчерашнего дня. Я отправилась в библиотеку и там обнаружила письмо и ещё кое-что, пойдёмте я вам покажу.
Мы вошли в библиотеку, это была круглая комната, с очень высокими потолками, наверное, метров 5 или 6, и на каждой книжке была приклеена какая-то записка. Стол стоял посередине.
–Зачем каждая книжка подписана? -удивлённо спросил я.
–А вы подойдите поближе, посмотрите, сказала старушка.
Я подошёл к стеллажу и наклонился, чтобы прочитать, там было написано: «я люблю тебя», на каждой записке которую я мог рассмотреть было написано: «Я люблю тебя».
–И на верхних полках тоже самое? Почему вы до сих пор их не сняли?
–Да. Ещё она оставила письмо, лучше я вам его зачитаю, так будет более ясно.
–Да, конечно. И я ощутил у себя в груди легкое недомогание.
Доротея начала читать:
Я проснулась сегодня и поняла, что ты уже не придёшь. В своей груди я почувствовала жжение, как будто маленький еж поселился там, будто он бегал по кругу и царапал своими иголками мою грудь. Я прошла в столовую к завтраку, но съесть ничего не смогла, долго смотрела на гладь озера и не могла ни о чем думать, тремор охватил мое тело, ёж размножался. Я ушла в библиотеку и написала для тебя эти записки с «я люблю тебя». Я никогда не говорила тебе этих слов прежде, потому что не чувствовала этого, не чувствовала любви. Я чувствовала тепло, нежность иногда злость, но не любовь. Я так думала. А оказалось это и была любовь, я писала через любовь к тебе. Я теперь поняла, что не смогу писать.