О смерти и о любви (Макарова) - страница 16

Мои руки дрожали, я стоял и смотрел на ангела, что лежал в них, ангел буквально танцевал от моего дрожания.

В этот момент Доротея погасила свет в доме, и я услышал щелчок затвора.

Раз-два-три.

08.03.2020.


Восприятие.

Край ситцевого платья виноградного цвета едва колыхался на ветру, привнося цветочкам цвета ржи, что гурьбой раскинулись по всему подолу, первую прохладу. Нежное мятное дыхание таилось в этом ветре, будто сегодня на рассвете Бог разлил мятный чай и его бриз накрыл горожан. Виноградная ткань едва касалась голеней юной барышни, а вот россыпь цветов была прижата серым драповым пальто и приятно грело колени, которые немного напряглись от звука рельс и дрожащего асфальта – будто от шторма.

Трамвай № 24 прибыл на остановку и распахнул двери. Раз-два-три – барышня ступала острожно, легко и звонко – удары каблучков о ступени создали на улице Марата эхо в еще сонном Петербурге.

Всего три места были заняты в трамвае: у самого входа в трамвай сидела пожилая и миниатюрная дама с короткими и седыми волосами, которые блестели ярче хромовой ручки, за которую она держалась одной рукой. На руке очень гармонично разместился перстень с аметистом, который хорошо выделял зеленые глаза. Когда дама в платье спелого винограда вошла в трамвай зелёные глаза мягко взглянули на юную пассажирку и мгновенно вернулись на страницу книги Набокова «Приглашение на казнь».

Второе место в трамвае занимал мальчик лет восьми, с огромным синим рюкзаком. Карие глаза блестели и вносили контраст с титаново белыми яблоками – если бы это были глаза не ещё чистого и невинного ребёнка, любой заглянувший в них ужаснулся бы – страшно увидеть Бога в начале седьмого утра.

На другом конце трамвая, в самом хвосте стоял мужчина неясного возраста облокотившись на поручень и держа двумя пальцами дубовую трость. Чёрная кожаная куртка имела потертости, пуговицы были небрежно пришиты нитками разных цветов уже много лет назад и висели, от чего жесткие ткани рубашки в синюю с когда-то белой клеточкой проступали на обозрение. Лицо мужчины было очень серьёзным, но расслабленным, а уголки губ взмывали вверх, казалось, что если дотронуться до них и совершить полукруг они завьются в петлю.

Ия села на одиночное сидение недалеко от мужчины с вечной улыбкой, положила на колени сумку, поерзала ногами и почти тут же закрыла глаза. Двери трамвая закрылись, холодный ветер жадно залетел в салон, но через шесть с половиной секунд остыл в проигрыше с печкой, которую затопили ещё при выходе трамвая из депо.

Трамвай необычно качался из стороны в сторону, это ощущение можно сравнить с томным качанием младенца в колыбели.