Юлька восприняла все спокойно. У Сергеева даже мелькнула тоскливая мысль, что она его никогда не любила, настолько равнодушным был ее вид. Но потом он заметил, как мелко дрожат ее пальцы, и не выдержал, поймал Юлькину руку, начал целовать. Тихо, нежно, едва касаясь губами, мечтая остановить время, повернуть его вспять.
Юлька продолжала молчать. Потом осторожно отняла руку и ушла, а он так и остался наклоненным над столом. Вокруг гудели пьяные разговоры, чьи-то проблемы и истории, тошнотворные на слух. Он заказал водки. И еще. И еще. Пил с остервенением, злясь, что не наступает забытье, что делается только хуже. В конце концов, не выдержал, и отправился к Юлькиному дому, полный отчаянной решимостью все вернуть обратно. И сказанные слова, и Юльку, и свою судьбу.
Не дошел. Развезло по дороге, и он упал у какого-то забора. До Юльки он добрался только мысленно, даже успел поговорить, и все уладить.
Разбудил Олежка. Чуть не плача, сын тряс его за плечи, уговаривал встать и дойти до мотоцикла. Потом он пробовал тащить его, не хватало сил, и Сергеев впервые услышал от сына матерные слова. Несмотря на сильное опьянение, запомнил это четко, потому что поразила в них еще различимая детская интонация отчаяния и стыда.
Потом Олежке начали помогать. Кто, Сергеев так и не понял. Несколько рук сильно дернули, так, что вечернее небо с первыми звездами запрокинулось, подвели к мотоциклу и усадили в коляску. Пахнуло горячим мотором и бензином, мотоцикл дернулся, звезды прыгнули, и Сергеев снова отключился.
Больше Юльки он никогда не видел. Через месяц она уехала. Куда, он не узнавал. Вообще, старался больше о ней не думать. Прижигал в себе любое воспоминание и намек о ней, и в итоге выжег всего себя.
Последующие годы прокрутились, как заезженная пластинка на одном куплете и полу припеве. Он стал выпивать. Со временем все чаще. Грани никогда не переступал, и на службе проблем не было.
Потом похмелье стало более живучим и броским в глаза. Надя снова говорила о позоре, что все смеются уже, что дойдет до верха – снимут его и будут пальцем тыкать. Сергеев бил кулаком по столу, кричал, что он сегодня не пил, улучал момент, и тайком нырял за холодильник к спрятанной початой бутылке. Иногда в пьяном тумане мимо проходила Юлька, знакомым движением ерошила ему волосы. Он отмахивался от нее, и шел спать в пустующую комнату сына.
После школы Олег сразу уехал в город, ободряемый отцом и оплакиваемый матерью, поступил в университет, успешно закончил, оттолкнулся от родительских плеч, опробовал на прочность собственные ноги, и на удивление быстро и уверенно встал на них. Занимался он каким-то заумным компьютерным бизнесом. Женился. Радоваться за такого сына! И Сергеев радовался, гордился, любил рассказывать, как он воспитывал своего ребенка, приучая с пеленок к самостоятельности и дисциплине.