«По-пал! По-пал!» – отстукивали на стене часы, и тонко усмехалась с репродукции «Незнакомка» Крамского, чем-то похожая на Юльку.
Ах, как он корил себя тогда за свою неосторожность! Как он мог забыть о чужих глазах и языках?! Обо всех этих макаках вокруг, которые одинаково охотно питаются и чужим горем, и чужим счастьем!
Надя много говорила о позоре, именно о позоре, который обрушился на них, и в первую очередь на нее. Тогда он только принял должность военкома, и в райцентре, где все на виду, особенно такая фигура, подобная сплетня действительно была лакомой – не успел сесть в кресло, а уже завел молодую любовницу! Как казалось Сергееву, Надя особенно не могла простить именно этот факт – любовница молодая!
– О чем ты думал? Чего добивался? Ей 24 года этой потаскухе! Да, потаскухе! Потому что ни один добрый мужик до сих пор замуж не позвал! Как ты вообще мог?
Мог? Под страшными пытками не признался бы Сергеев жене, что и как он мог с Юлькой!
– Я с тобой жить не буду! Я разведусь! – неожиданно выпалила Надя, и Сергеев поднял голову, и впервые с начала разговора посмотрел жене в глаза. Эта фраза, похоже, напугала их обоих. И в то же время безумным сладким прострелом у него мелькнула шальная мысль, что в этом случае между ним и Юлькой не будет никаких преград!
– Дай только Олежку поднять! – почти с мольбой прошептала Надя. – Ему школу заканчивать, поступать надо! Может, ты его еще и в армию собираешься отправить? Ладно, меня ты предал, так хоть сына пожалей!
Ее вспышка угасала, и вместе с ней угасала и безвозвратно уходила Юлька. Веселая, сумасшедшая Юлька, дарующая счастье и азарт.
Он пожалел тогда всех. Невыносимым был уже этот разговор. Сергеев чувствовал себя подсудимым, который ослаб морально, и слушает разбирательство своего дела с безучастной покорностью, готовый принять любой приговор, лишь бы скорее!
С самой Юлькой он встретился вечером следующего дня в темном подвальном кафе вокзала, где пиво подавали в пластиковых стаканах, и все казалось вокруг затхлым – воздух, арахис, насыпанный на бумажную тарелку, само пиво, сидящие вокруг люди.
Юлька удивилась выбранному месту, но пришла. И пока Сергеев с неуклюжестью ребенка-Дауна, складывающего кубики, подбирал слова и выстраивал фразы, слушала, не перебивая.
– Папа-медведь, значит все? – спросила она, когда Сергеев умолк.
– Да. Она все знает…
– И что?
Мука, да и только! Что он мог ей еще сказать? То, что порвать живые связующие нити оказывается легче и проще, чем сковывающие цепи? Все когда-то заканчивается. И этот год упоительных встреч, подаренный коварным бесом, тоже закончился. Теперь бес взимал плату, потешался, вынимал душу, дразня напоследок любимой женщиной, заставляя отрекаться, отдавать всему миру, тысячам ситуаций, неизвестным мужчинам. Но только не ему. Уже не ему.