При полном излечении, когда она из больницы вернулась без трех пальцев на руке, бабам, хвалясь говорила: «Нет, бабы, спасибо Василию Естрафичу. Он за пальцы мне поплатился – помогорился: полушалок новый в лавке купил! Так что я на него не во злобе! Сама виновата!»
Соль все-же всю раскупили: кто пуд, кто два, а кто и целым кулем обзавелся на всякий военный случай, ведь с солью-то лучше чем без соли сидеть. Живи и посаливай, а кто не запас, по своей оплошности, тому в случае, и променять можно, или продать на деньги. Пораспродав соль и таким образом превратив ее в деньги правленцы потребобщества узнали сколько ее было. Подсчитав по книгам учета и подбив сальдо-бульдо, бухгалтерия определила, что концы с концами не сходятся. В общей-то сложности в торговых делах, получается не актив, а большой пассив. Мартовской ночью, в канун праздника, когда помывшись в бане, народ отдыхая блаженно спал, внезапно ударом воздух полосонул набат. Пружинисто вскочив с постели, жители села взбудоражились, затолмошились. Безмятежно спавшие люди, мгновенно оторвались от мест лежания, ведь ничто так не будоражит народ, как тревожные удары набата. Трясущими от испуга, руками не в попадь, в избах зажигали лампы. В избах суматоха, кутерьма и сутолока. Но видя, что горит «не наш» дом, несколько успокаиваются, и в раздумьи, терзавшиеся в догадках, всяк про себя думает мнит: «Где же это горит? Может в чужом селе!» Удары в большой колокол, снова ошеломляет людей: «Ах батюшки! Ведь где-то в нашем селе горит! В большой бы колокол не ударили!» Суматоха возобновляется с новой силой. Выбежав на улицу, и взметнув глаза на зарево, Василий Ефимович спросил бегущего на пожар мужика:
– Эт что там горит?
– Потребилка! – в попыхах, ответил ему мужик и топая сапожищами обутых на босу ногу побежал дальше.
– Ну, доторговались! – предчувственно подумал про себя Василий Ефимович.
А в домах все еще суматоха, всех мучает мысль далеко, ли близко ли горит. Если далеко, то надо туда бежать помогать тушить, а если близко, то надо поразмыслить: таскаться или нет. А меж, тем, на колокольне заблямкали в маленькие колокола. Своим пронзительным звуком, они влили в душу и так перепуганным людям, еще больше тревоги и смятения.
– Батюшки! – всполошилась Крестьянинова бабушка Дуня, – знать все разгорается, знать вновь загораются дома. Она схватив в руки свои лапти, носилась с ними от окна к порогу, от порога снова к окну, наблюдая в него, как невдалеке от церкви бушует пламя огня, озаряя белую стену колокольни румяным заревом.