– А вы разве не заметили, – наклонившись над столиком, зашептала она, – как на нас озлобленно поглядывает бариста?
Я вглядываюсь в девушку за прилавком: да она еле на ногах стоит! Вот-вот рухнет! Ее тонкие ручки твердо упираются о деревянную стойку, если они подведут…
Мы выходим на улицу. Застываем рядом с последней ступенькой в нерешительности. Распрощаться без всего…
– Мы могли бы многое обсудить, – с небольшим сожалением вздыхаю я, стараясь не выдать легкое огорчение, вызванное необходимостью разойтись в разные стороны.
– Так почему бы не продолжить прогулку?
– Боюсь, как бы не вышло ничего… Уже почти что полночь. Страшное время, так говорят в книгах. Впрочем, время, действительно, не для слабонервных. Вы далеко живете?
– Нет, в трамвайной остановке отсюда, считайте.
– Я не могу не проводить вас, уже так темно ведь…
– Как благородно, – шутливо откликается она, бесстрашно всматриваясь в темень. Вместе с тем в голосе ее прозвучала радость, какая возникает в мгновенья и тайной благодарности, и признательности, и удовольствия…
Первые шаги в молчании – это уже целый закон человеческого поведения: я ни раз замечал, чтобы, выходя откуда угодно, сразу же не задается разговор, в особенности, на новую тему, как будто мозги переживают некую акклиматизацию, адаптируются к резко изменившейся обстановке. Чуть отдалившись от кафе, Ира наконец спрашивает:
– О чем же вы пишете?
Опять этот чертов, сбивающий с ног, вопрос! Запретить бы всему миру задавать его писателям… Но я мило улыбаюсь, меня так и тянет рассказать обо всем именно ей. Гложет предчувствие: она поймет, примет, поддержит.
– Боюсь, короткой прогулки вовсе не хватит. Но… Сначала я писал о любви. Знаете, писатели рассуждают о том, чего им самим не хватает… А потом… Потом мне в голову пришла очень интересная идея, переросшая в целый лейтмотив. Я пишу о патология людской психики, а, если быть точнее, о патологиях людских отношений. Все началось с зависимости. Вы когда-нибудь чувствовали себя куклой?
Расширенные глаза, как будто залившиеся страхом… Что же скрывается за их серебристым блеском? Какие тревоги, травмы… В какую же мишень, не целясь, я нечаянно попал? Что за загадку, какую она старательно скрывает ото всех, я почти что ненароком вскрыл? Не дольше вспышки молнии она светит на меня диким испугом трусливого мелкого зверька, от какого не по себе, а потом… Лицевые мышцы ее расслабляются, потом опять напрягаются, лицо делается серьезным, выражающим глубокое недоумение, а вместе с тем – полыхающий интерес.
– Что это вообще значит?