Поколение «все и сразу» (Храбрый) - страница 240

Наспех я выхватываю из ящика самый большой кухонный нож, кладу его на стол на всякий случай. Стучат беспрерывно, словно в намерение выбить дверь. Открываю замок.

Опять первая мысль! Не слишком ли много за вечер? Первая мысль – реанимационный набор, шкаф, верхняя полка.

Слава держит окровавленное тельце. Кошка. Это кошка. Ее серебристую шерстку испачкала темно-коричневая засохшая кровь, по виду лежала она более часа без сознания, истекая кровью… Он без приглашения – оно тут и не требуется – врывается в центр моей комнаты. Застывает на месте, как будто его поймали в железную клетку, где ни вправо, ни влево… Я захлопываю дверь перед вытянутыми носами соседей, успевая заметить на лице нерусской толпы явную обеспокоенность и вопросы “кто же посмел пуститься на такое кощунство?” или мольбы не вызывать полицию…

Подскакиваю к кошке. Два пальца на бедро, потом на худенькую кошачью грудную клетку… Как неудобно без фонендоскопа… Впрочем, он и не требуется. Сердцебиение явно отсутствует. И думать нечего – мертва. Несколько ножевых ранений. Умерла быстро, видно, в угол даже не успела забиться. Я стою на коленях перед телом кошки. Слава вытянулся во все два метра, момент от момента я улавливаю исходящий от него запах алкоголя и гнили, тянущийся со рта. Это гниют зубы, слизистые, эта гниль поднимается из кишечника и желудка. Голову кружит. Тошнит…

– Ну! Что-нибудь делать собираешься?

Поднимаюсь с колен. Его полувластный, озлобленный голос натягивает нервы. Сейчас меня и так все раздражает. Раздражает, что я живу в этой дыре, в этих трущобах, что дошли до наших дней со средних веков, раздражает, что теперь я не усну в ближайшие часы, раздражает, что шуметь будут до самого утра, а потом и еще несколько дней, раздражает, то сейчас от меня ждут чудо с последующими объяснениями. Но чем я могу помочь? Меня сковывает цепями. Одно неловкое слово в мою сторону, и я непременно брошусь с кулаками на кого угодно, невзирая на сильную телесную слабость от усталости.

– Она мертва, – тверже задуманного заключаю я. – Тут ничем не поможешь. Даже самый лучший врач, ведущий ветеринар, повторит мои слова. Она пролежала вот так несколько часов.

Удивительно, но даже пьяный человек, которого держишь за алкаша от пяток до макушки, способен проникнуться сутью трагедии… Слава плюхается на диван. Как рыба в воде, молчит. Пучит огромные глаза с желтыми белками. На лице его величественно зияет пустота. Так проходит меньше минуты. Все это время за дверью слышится мышиная возня… А потом запоздалый риторический вопрос: