– Кошки.
Лицо полицейского мрачнеет, он опускает голову и уже поворачивается, как вдруг, вспомнив, замирает. Сквозь еще не улетучившийся сон я улавливаю последнюю искорку интереса, поднимающую с его тела, как искра с погасшего костра.
– А как оно было совершено? И вы точно уверены, что кошка мертва?
– Вы правда думаете, что я не в состоянии отличить труп от живого? Труп в той комнате. Можете у хозяина спросить.
Люди из правоохранительных органов всегда вызывали у меня особое уважение, но этого полицейского, как неопытного специалиста, я воспринимал за своего дружка, отчего унималось волнение, отчего казалось, что я в безопасности…
Соседи не выходят – зажались в своих мнимых крепостях, за дверьми, какие слетят с петель после первого удара. Второй полицейский, мужчина на вид бывалый, сорокалетний, остервенело застучал кулаком по двери, заорав:
– Открываем! Полиция! Поторапливаемся!
От подобного грохота и мертвый проснется. Молодой полицейский решился, видно, из сугубо личного интереса задать мне последний вопрос.
– Как его убили?
– Ножом. Пронзили грудную клетку насквозь. Смерть моментальная.
– Понятно, – с этим равнодушием он отстал от меня.
Я остаюсь один, облокачиваюсь плечом и головой о дверной проем со скрещенными на груди руками. За спиной моей – темная комната. Как же тянет к кровати, но я стою, полузакрыв глаза, борясь со сном, чтобы не рухнуть навзничь и не захрапеть… Наконец повылезали соседи, даже дети, потирающие маленькими кулачками глаза, вышли. Затягиваются крики… Опять крики, детский плач… Разборки кипят во всю. Эмигранты хором доказывают, что никто их не имеет права задерживать, допрашивать, потом они начинают доказывать, что никто не имеет право выселять их… А я стою в стороне и не понимаю смысла своего стояния. А ведь под такие вопли и не уснешь…
Я только уловил, что бывалый полицейский вызвал подкрепление… А потом он легонько потрепал меня по плечу. От необходимости прилечь кружится голова, все тело как будто пробирает электрический ток.
– Вы врач?
– Ветеринарный, – второй раз за вечер поправляю я.
Тот махает рукой прямо перед моим носом, что означает: да никакой ты не врач, пастух паршивый, свинопас! Но я ничему не придаю значения, мне плевать абсолютно на все…
– Нужны будут показания для протокола, в течение недели подойдете в отделение на Кронштадтской.
Он проговорил что-то еще, что я пропустил мимо ушей… И, развернувшись, грозно прикрикнул на соседей:
– Вещи собираем! Живо! Живо!
Тогда я обратился к нему:
– Я могу идти?
– Паспорт.
И я юркаю за документом, ничего не подозревая. Мало ли… Сдался ему мой паспорт. Он внимательно осматривает документ и потом, не забывая о презрении к нищете, наконец выдает: