Этот разговор состоялся буквально через несколько дней после того, как выяснилось, что Володя поступил в первый медицинский институт и еще через месяц после смерти дедушки. Ему некому было рассказать о своей радости, о своей гордости. Впрочем, говорить много – удел не сильных, а глупцов. Еще ода фраза, в этот раз принадлежащая отцу.
Вот и сейчас, находясь в красивом, по необычному современной зале, Владимир молчал, стараясь сохранять отрешённость и спокойное выражение лица. Рядом с ним сидела импозантная пожилая женщина с внучкой-подростом, глядящая на окружающее ее великолепие горящими от восторга глазами и периодически что-то невероятно замечательно сообщала бабушке. Бабушка ее вооружилась театральным биноклем и по-деловому осматривала стены и потолки, придвинув окуляр к глазам, пожилая женщина периодически кивала девочке, которая с каждой минутой отвлекала ее все меньше и меньше и грустнела на глазах. Такая ситуация была знакома мужчине, но он молчал и лишь сочувственно поглядывал на девочку, становившуюся чернее тучи. Почему близкие люди не видят того, насколько сильное влияние на ребенка оказывают их слова, носящие в себе малюсенький оттенок раздражения или недовольства. Для этой женщины сейчас раздражение сойдет на нет, а девочка навсегда запомнит, что лишний раз лучше не отягощать бабушку своими проблемами и, когда та бабушка будет рада ее выслушать и упокоить, внучка просто замолчит, уйдет в себя и, не дай бог, не вернется обратно.
– Простите, можно я пройду. – произнесла девочка-тучка, пытаясь выйти уйти со своего места.
Она была одета в темную юбку, должно быть часть школьной формы, и зеленоватую блузку с большим бантом на груди, добавляющего ей возраста. Девочка не была красивой, а ее несимметричное рыбье лицо скорее могло внушить неприязнь, чем симпатию, но вот походка у нее отличалась грацией, а ровная, и расправленная спина добавляла ей еще несколько очков в глазах встречных. Владимир почему-то ассоциировал себя с девочкой и находил, что он слабее этой гордячки, умеющей преподносить себя так у свои тринадцать лет. А тридцатипятилетний зрелый мужчина все еще не может смело смотреть людям, встреченных на улице, в глаза, потому что стесняется. И кого же? Да себя. Своей неуклюжести и некрасивости, своей обычности и отсутствию таланта? Нет, того, что любой встречный гордится собой, а он- нет.
Единственное место, где доктор не чувствовал себя ничтожеством была операционная, где Володя, превращался во Владимира Сергеевича, и под его руководство сразу же поступали несколько человек, помогающих в операции. Или они были сами по себе и только ему казалось, что они подчиняются его словам?