Я стонал от боли, неосознанно даря блаженство своему мучителю. Шлепок за шлепком, он не переставал толкаться и тупо мычал. От резких движений меня затошнило. Дыхание учащалось по мере того, как он подходил к концу, впившись пальцами в поясницу. Я уже не соображал, где нахожусь и почему до сих пор не потерял сознание. Я не мог дождаться, когда всё закончится. Он закрыл мой рот и быстро кончил. Отпустив, он что-то прохрипел вскользь, и, застёгиваясь на ходу, скрылся в переулке.
Меня словно трепала лихорадка. Я приложил усилие, чтобы подняться, но тут же завалился. Когда я в третий раз шлёпнулся на задницу, то не сдержал вскрик, и, оставшись сидеть на боку, медленно оделся.
Через силу добрался домой. (Приваливался то к столбам, то к машинам.) Одолеваемая тревогой мама включила свет как раз, когда я зашёл в гостиную. Впервые она видела, что бы у меня было тёмно-красное, залитое слезами лицо. Появившийся как из ниоткуда папа проявлял крайнюю озабоченность.
Родители не засыпали, а дожидались меня. Даже перед ними я не мог скрыть подавленность и всхлипывал поминутно, изрядно робея и стесняясь. Я опустил взгляд в пол.
– Что случилось? – спросила мама.
– На тебя напали?
– Нет… Я упал…
– По тебе и не скажешь. Ну-ка, иди сюда, дай погляжу, – подозвал папа, подозрительно нюхая воздух. – Что за вонь? Как в помойке искупался.
– Я упал… и разбил камеру!
– Как?
– Я гулял и не заметил… поскользнулся на мусоре… Он из бака выпал, а я поскользнулся и упал! Это правда!
Таким образом, несчастье коснулось не только меня.
– Ты расстроился из-за него? Эйден, милый, это всего лишь фотик. Пожалуйста, не плачь, всё хорошо! Мы не будем ругать.
Маму затрясло от шока. Она потеряла контроль. Папа держался молодцом, но было видно, что он мне не верил. Молчал, чтобы не усилить всеобщее беспокойство.
– У тебя кровь.
– Где?
– Внизу, – отозвался папа и сердито нахмурился. – А ещё за километр несёт парфюмом.
– От стекла! Там был флакон! – всхлипнул я шумно.
– Значит, ты не вынул стекло? Тебе нужна помощь. Скорее снимай одежду!
Мама протянула ладонь, и меня словно молнией пронзило. Я не был готов принять тепло и отстранился, скривившись в наигранном омерзении.
– Отстань! Я справлюсь…
– А если рана глубокая?
– Нет! Идите уже!
Убежав в ванную, я закрылся, чтобы не отвлекаться. Ни одного расспроса. Свободное пространство для безысходности. Мне срочно нужно было отмыться, содрать старую кожу мочалкой. Я поливал лейкой голову, грудь, ноги, перед этим застирал вещи, чтобы мама не наткнулась на засохшую кровь или, не дай бог, чужое семя. Было бы лучше, будь я остался за столом или, несмотря на ужас погони, потерял способность хладнокровно мыслить и вступил в борьбу, отпугнув легкомыслием свинью. Было бы, было бы, но вышло иначе.