В узкой комнате за ним виднелся выход на балкон с закрытыми окнами, стояла слегка расправленная двухместная кровать, с покрывалом цвета мандарина. Возле нее несколько деревянных шкафов, а между двумя стенками висел достаточно высоко турник. На полу лежал индийский ковер, который он любил. Сам он был одет в свои любимые черные брюки, оранжевую в красную полоску кофту, из-под которой выглядывала белая в клеточку рубашка. Лицо было бледное, худое, я не помнил его таким. В этот момент я понял, почему же он не мог открыть эту дверь. На ковре лежал стул, над которым висел, покачиваясь, человек с обмотанной вокруг шеи веревкой. Это и был Костя.
Перед глазами потемнело, казалось, что время остановилось, мне нужно просто прийти в себя, но нет. Время шло. Спину прошиб ледяной пот, мои ноги слегка подкосились, а сердце стучало с каждой секундой все быстрее и быстрее, когда дыхание все медленнее. Мне показалось, что все мои эмоции пропали, как будто их высосали, и осталась лишь пустота. Я словно ощущал нереальность происходящего, будто бы я сплю, и мне осталось лишь открыть глаза. Но оказалось все не так. Я пошатнулся и, чтобы не упасть, оперся о стену. Прошло около минуты с того момента, как я смотрю на Костю. Начиная понимать происходящее, я провел взглядом по веревке. Она была не длинная, но этого хватило, чтобы накрепко привязать ее к турнику и оставить на задуманное. Я осознавал, что все нужно делать максимально быстро и осторожно, но вот вопрос, смогу ли? «Я должен хотя бы попытаться»,– подумал я. Поднялся и встал на стул с неровными ножками, наверное, так же, как это делал он. Я старался развязать узел, но быстро понял, что это слишком долго, даже моими небольшими и ловкими пальцами. Я нервным, неритмичным шагом поплелся на кухню и выворачивал каждый ящик, пока не нашел нож. После немедленно двинулся в комнату, подвинул стул и встал напротив Кости, глядя прямо в его глаза. Я увидел, что еще даже слезы на его лице не засохли, было нестерпимо больно от того, что мой лучший друг мертв, но мне казалось, что он лишь на грани смерти. Я считал, что вот сейчас его спасу, мы отпразднуем его день рождения, а этот кошмар исчезнет. Мне было не важно, что мы с ним давно не виделись, не общались, и тем более, что с ним когда-то поссорились. Удерживая самого Костю одной рукой, попытался разрезать веревку, которая совсем не поддавалась ножу.
Я попробовал отпустить Костю, лишь удерживая веревку. Когда она была почти оборвана, меня качнуло, и я надрезал руку под большим пальцем, резко отпустив ее. Веревка самостоятельно оборвалась от веса Кости, он упал на спину, согнув ноги. Кровь из раны потекла по руке, но не капала с нее. Я не обращал на это внимания. Я слез со стула, откинул нож, на котором не было ни капли крови, куда-то вдаль и снял с шеи друга узел. На его месте у Кости проявлялись синяки, и я подумал: «Как долго он тут… был?». Не почувствовав пульса, я принялся делать массаж сердца, и в моей голове только и была мысль, что, может быть, его еще можно спасти, что он еще не умер. Мысль надежды. Слезы текли по моему лицу, я тряс его: «Костя… Ну же… Нет, не умирай… держись, пожалуйста, умоляю!» Я снова, как когда-то, пытался спасти друга. Но на это раз я опоздал.