Тернистый путь к dolce vita (Титов) - страница 49

– Товарищ полковник, говорит капитан Лебядкин, отбываю на задержание государственного преступника, какие будут указания?

– Действуйте решительно и оперативно, – послышалось в ответ.

Ровно через час капитан Лебядкин втащил в свой кабинет старого еврея и усадил его перед собой на стул.

– Ну, жид, рассказывай по-хорошему, ты у меня все равно расколешься, – гаркнул капитан и для убедительности треснул старика по уху так, что тот упал со стула.

– Что мне-таки говорить? Я старый сапожник, меня все знают. Я вернулся с барахоловки, и тут ви, говорите, поехали с нами, вот ми и приехали.

– Не строй дурочку, жидовская морда! Что ты делал на базаре?

– Моя жена захотела есть, а у нас в доме нет ни крошки, вот я и взял старый сапог, срезал с него голенище и пошел продавать, чтобы уже купить что-нибудь поесть, но голенище никто не купил, и я только зря мерз на морозе целых пять часов. Моя старуха не дает мне покоя, мне очень плохо, а тут еще ви.

– А, ты грубить, собака! – заревел Лебядкин и изо всех сил ударил старика в живот. Тот распластался на полу.

Капитан Лебядкин сел за стол и начал писать протокол. Еврей застонал и попытался подняться. Он слышал, как уже дважды капитан спросил его фамилию, старик силился ответить, но у него никак не получалось, внутри все сдавило, он глотал воздух, но выдохнуть не мог.

– Встать! – скомандовал Лебядкин. – Как твоя фамилия?

Опираясь на стул еврей с трудом встал и прохрипел:

– Сталин.

– Что?! – не понял Лебядкин.

– Моя фамилия Сталин, – повторил тот.

– Жидовское отродье, иуда, морамой, ты над кем вздумал издеваться?

Лебядкин с благоговением посмотрел на портрет Сталина. Вождь сурово глядел не только на этого старого грязного еврея, но и на него, на Лебядкина.

Капитан побагровел, схватил увесистую мраморную пепельницу и, подбежав к старику, что было силы ударил в скулу. Тот упал, издав протяжный жалобный крик. Из его рта вылетела вставная челюсть, ударилась об угол стола и раскололась, рассыпавшись по всей комнате.

Капитан был оскорблен до глубины души: какой-то жид пархатый позволяет себе издеваться над самым святым – его вождем. Он лупцевал лежавшего без движения еврея, пока не выдохся.

Все это время Иосиф Виссарионович Сталин взирал на Лебядкина с отцовской нежностью.Прищур его глаз излучал солнечный свет и тепло.

Изрядно подуставший, но довольный собой Лебядкин развалился в кресле.

– Плохо будет, ой как плохо будет, – бормотал старик.

– Наглая морда, ты что, мне угрожаешь? Да я тебя к стенке! Но прежде я из тебя всю душу вытрясу, изуродую гада!

– Не надо, не надо! – зашамкал старик. – Я скажу все, что ви хотите. Вот мои документы, там-таки написано, что я действительно Сталин. И не надо меня больше так сильно бить.