По мере погружения в развлекательные кварталы я понял, что наша троица явилась на Репербан в качестве любопытных созерцателей человеческого безумия. Самым консервативным из нас оказался Луц. Он вообще производил впечатление странного, заучившегося студента, для которого выход в Сан-Паули в компании сверстников, страждущих пикантных зрелищ, обернулся серьезным насилием над собственной личностью, устремленной к вершинам науки.
Они были абсолютно разные: аристократичный, подтянутый, готовый к любым приключениям Райнер, и нескладный (под два метра роста), практически лысый к тридцати годам, длиннолицый, губастый, в маленьких круглых очках Луц. Луц Домбровски, чьи родовые корни терялись в вольном ганзейском городе Данциге.
Мы остановились у забора, как попало заклеенного рекламными плакатами. Пока Луц решался перейти через запретную черту, Райнер просочился в расщелину между пролетами забора. Я последовал за ним. Там, на узкой улице, в искусно освещенных витринах первых этажей, как в вольерах, прохаживались полуобнаженные проститутки. Все они заученно преподносили себя: некоторые почитывали журналы, кто-то натирал загорелые ноги кремом, а кто-то делал вид, что не замечает зевак с отвисшими от удивления челюстями. Были тут и бывалые дамы в деловых костюмах. Некоторые витрины пустовали.
Как заведенные, мы крутили головами налево и направо. Луц неожиданно сделал несколько оборотов вокруг своей оси, панорамным взглядом окинув соблазнительные женские тела, которых, как по заказу, становилось все больше и больше.
– Согласитесь, все-таки неприятно, – сказал Райнер, не отводя глаз от маленькой, похожей на куклу азиатки, – иметь дело с женщиной, измученной за день десятком мужчин.
Воспитание и откровенная самовлюбленность не позволяли ему снизойти до услуг асоциальных незнакомок, но поглазеть на женский зверинец в разноцветных лучах прожекторов он был не прочь.
– Это не только неприятно, но и опасно, – заметил Луц и прокашлялся в кулак. – Для чего нам тогда семья?
– Вот когда в семье не все в порядке, мужчина идет сюда, – вразумил друга Райнер.
Тут, как будто в подтверждение его слов, из толпы выделился неприглядный тип в шляпе, сдвинутой на глаза. Он откликнулся на приглашение дамы в розовом купальнике, поманившей его длинным пальцем под оранжевым маникюром.
– Ich komme, mein Schatz>4, – кряхтел мужчина, поднимаясь по ступенькам, застеленным красной ковровой дорожкой. – Ich komme gleich>5.
Мы переглянулись. Луц сморкнулся в бумажный платок.
– Нам, кажется, пора перекусить, – верно предположил Райнер.