называлась, было нельзя. Стоя
на шухере, надо в случае чего отвлечь охрану и дать сокамерникам возможность спрятать
коня и
воз, то есть почту. Кто пришёл в камеру последним, тот стоит по ночам на
прогоне или у
робота. Так что первые три недели по ночам я не спал. А днём это сделать не всегда удавалось: то была моя очередь наводить порядок в камере, то охранники постоянно заглядывали в камеру, как будто знали, что в её дальнем углу спрятался маленький, с чёрными от постоянного недосыпания кругами вокруг глаз, исхудавший и вконец заёбанный Покемон. Кто бы знал, что работа почтальона так изматывает.
«Покемон! – услышал я сквозь дремоту. – Подъём!»
Я спал на стуле, прислонившись к кровати. По команде я выпрямил колени, встал, держась за металлическую спинку. Глаза долго не открывались. В камеру ввели нового арестанта. К тому времени в восьмиместной камере нас и так уже было восемь, а тут подселили девятого. Для него и кровати-то не было, неужели всё СИЗО было переполненным? Перед нами стоял простой мужик лет сорока. У него был высокий, уходящий в залысину, лоб, а в центре вместо челки островком редких прядей светился небольшой чуб. Его чудаковатый вид дополнял большой нос. Мужик оказался хохлом. Настоящим, из Западной Украины. Николай Гопак его звали. Почему-то особенно смешно было от его необычного для наших мест акцента: речь его будто плыла по воде, а букву «г» он произносил как нечто среднее между «г» и «х». Обвинялся он по статье 222-й за хранение оружия и боеприпасов.
«А как ты здесь-то оказался, Бандера?» – спросил его смотрящий камеры, сразу приклеив кличку.
«У меня в Каменск-Уральском мать умерла. Всё хотел её к себе увезти, да не успел, – Николай свел свои светлые брови и сжал губы, чтоб не заплакать. – Она с сестрой жила. Вот на похороны и приехал».
«С обрезом, что ли?» – кто-то весело спросил из блатных.
«Ааа-а, да нет. У меня полдома в Крыму, в Алуште. Когда русские Крым забрали…»
В камере началось возмущение:
«Ты за базаром-то следи, Бандера! Крым был наш всегда, русским! Мы вернули себе своё! Понятно?!»
Возражать было глупо, и Николай только кивнул и потупил глаза.
«Ну, продолжай!» – смотрящий остановил вдруг возникшее возмущение.
«Короче, второй хозяин сразу гражданство принял российское и свою половину дома зарегистрировал по новым правилам. Я-то во Львове живу, в Крым только детей на лето».
При упоминании города Львова тут же с разных сторон послышался неодобрительный гул.
«Ну, а ты чего гражданство не принял?»
«Так я ж говорю, что во Львове живу. В четырнадцатом ещё сосед мне предложил выкупить мою половину. Но дешево предлагал. Ну, я отказался. Хоть и дом-то небольшой, но всё равно дешево как-то. На следующий год мы в Крым не поехали, побоялись. А этим летом позвонил он мне, значит, мол, крыша с моей стороны протекает и прямо к нему. Грозился в суд на меня подать. Потом ещё раз звонил, мол, газом с моей части несёт, пожарных вызывать хотел. Я подумал, что надо бы ехать продавать свою половину, но тут сестра сообщила про мать. Поехал сюда… Закопать не успел – полиция схватила. Говорят, что пожарные вскрыли мой дом (ну тот, что в Алуште), а там оружие и боеприпасы, – он опять повесил голову и через пухлые губы добавил: – а откуда же они там?»