Из-за бумажных завалов на дороге образовались пробки на много миль вперед. Микробы спешили эвакуироваться, возможно, съездить и собрать родных по окрестностям, забраться в подвалы и сидеть. И сидеть.
Герману несколько раз приходилось включать мигалку, чтобы протиснуться сквозь заторы, и через полчаса он был уже на месте. – Приветствую, полковник! – отрапортовала вахтерша при входе в штаб. Герман кивнул ей и прошел по длинному коридору до конца, а затем проникнул в большую правую дверь. Над овальным столом нависли и смотрели на стратегические карты генерал Макдональд, усатый пожилой гражданин с сигарой в зубах и усердным смирением в глазах, по его правую руку стояли два майора-близнеца Сифилисовски – Марк и Песок – оба рыжие и с вельветом в пирсинге у уха. Остальных Герман не знал, или не узнавал, но они были довольно слушающими генерала полковниками.
А генерал говорил: говорил и курил: курил и, в общем:
– Радисты из центра сообщили, что Антоновы купили новое моющее средство. Братья майоры шушукались. Герман стоял за ними и смотрел на карту. Левый фланг керамического фронта «Север», на границе которого находился его город, был закрашен красным маркером.
Он задумался и очнулся от дум тогда, когда генерал потряс его за плечо. Генерал смотрел на него и смолил свою сигару, а Герман смотрел на сигару и пытался поймать носом весь дым, исходивший от нее, а генерал смотрел и смолил, и смолил и смотрел. Да.
– Отрядам дельте, гамме, омеге и той буковки с закорючкой, но не сигме, предстоит вывести из левого фланга все население, проживающее там. Я даю вам, полковник, три часа на это действие. Через три часа начнется химическая атака. Код коричневый.
Герман кивнул. Близнецы-майоры шушукались.
Сто пятнадцать микробов ожидали Германа у входа в штаб. Он всматривался в их лица и видел страх, и видел сон, и видел напряжение. Страх за близких, сон за сны, напряжение измерялось в вольтах.
Все поле, которое пересекали микробы и Герман было усыпано листовками, принесенными ветром из городов. Герман чуял финал и быструю кончину. Это огромное поле выводило его из себя, но он старался держаться изо всех сил, чтобы не запаниковать и не передать панику солдатам. Как бы то ни было, Герман знал, что они все погибнут.
И они все погибли. Радисты ошиблись.
Не прошло и часа, как Герман услышал падающие самолеты, будто спичкой подожгли сверчков. Он знал, что это слышала Анна, и он так хотел снова к ней прижаться и почувствовать ее дыхание, ее биение сердца и скрип тормозов; от звука падающих самолетов Герман расплакался и упал оземь, на листовки, на поле.