Этим словом можно описать состояние в котором я сейчас находилась.
После ссоры с Глебом я была настолько зла, что мне хотелось крушить стены хрупкого равновесия людей, что невольно встречались на моём пути. Но это состояние вскоре сменилось высокой температурой.
Врач сказал, что я простыла. Смешно. Простыла в июле. В самом разгаре лета.
Это была не простуда, это было нервное потрясение. Но вариант врача был идеален для моей семьи и я радовалась, что мне не пришлось объяснять им своё неадекватное состояние. Я могла прятаться за ширмой, так называемой болезни и вдоволь жалеть себя.
Сегодня шёл пятый день от посещения врача, температура перестала подниматься три дня назад, но я по-прежнему не могла подняться с кровати. Я чувствовала себя обесточенным приёмником неспособным выдавить даже жалких полслова.
Предательство выбило почву из-под моих ног. После ситуации с Марком я обещала себе, что ни один человек больше никогда не сможет сделать мне больно. Как же сильно я ошибалась. Какой же самоуверенной я была.
А ведь я чувствовала, что не стоит связываться с Глебом и сама же всё глубже забиралась в непроходимую трясину его взглядов, прикосновений, насмешливых замечаний.
Как я могла упустить момент, когда чувства к нему успели прорасти в моём сердце? Это открытие пугало и царапало внутренности железными когтями разочарования.
Дверь в мою комнату с грохотом распахнулась, словно её открыли с ноги. Я перевела усталый взгляд на вошедшего.
Илья тащил поднос с новой порцией еды, которая не лезла мне в горло. Аппетита совсем не было. Хотелось лежать в темноте, и чтобы меня никто не трогал.
— Твою ж! — выругался брат, сгружая поднос на тумбочку. — Ну и какого фига ты опять окна закрыла? Тут же темно как в погребе, — Илья двинулся к окну и раздвинул шторы. Солнце беспощадно ослепило зарёванные и должно быть опухшие глаза.
— Если ты не начнёшь есть. Я тебя с ложки кормить буду, поняла?
Недовольно поморщилась, он точно покормит, даже не стоит сомневаться. Я видела, как сильно его расстраивало моё состояние, и как он всеми силами пытался мне помочь, но я словно погрязла в своей печали и не могла собрать себя по частям в единый элемент. Даже с Марком такого не было. Я поревела вечер, напилась до тошнотворного состояния с Таей, а на утро стала двигаться дальше.
Почему сейчас не так?
— Мама блинчиков напекла, как ты любишь, — ободряюще сообщил брат. — Слушай! Предков ты, может быть, и обманешь своей болезнью, но я то вижу, что с тобой что-то случилось.
— Тебе кажется, — ровно ответила я.
— А глаза у тебя зарёванные просто так? А твоё стойкое желание лежать в склепе? Ты за идиота меня держишь? Скажи, кому втащить, я втащу.