36
Я торопился домой к отцу, как когда-то к маме. Почти вприпрыжку. Ни ветер, ни морозный вечерний воздух не были мне преградой. Я шёл к отцу, представляя, как бы отец мною гордился.
Но всё изменила незапертая дверь в квартиру отца. По спине как будто пополз осколок льда… Я толкнул дверь. Скрипнули петли. В квартире было тихо, но горел свет в кухне. Я затаился, прислушался. И – какое счастье! – услышал дыхание отца. А на кухне кашеварила тётя Тая.
С плеч в один миг свалился… нет, не один, а целая гора камней. Я вошёл и без слов обнял тётю Таю. Соседка не произнесла ни слова. Мы постояли. Я сжимал в кулаки байковый халат у неё на спине. Она же не осмелилась меня обнять мыльными руками: в одной у неё был недомытый половник, в другой – губка для мытья посуды.
Я спросил, почему она не заперла дверь. Она ответила, что забыла, потому что вечером вызывала «скорую». Отец задыхался и не реагировал на вопросы. Врачи, определив нынешнее состояние, порекомендовали вызвать врача на дом. Я сидел, теребя в руках бумажную салфетку, и молча слушал выносимый тётей Таей приговор. Сказать мне было нечего. Я только что в очередной раз осознал предрешённый исход. Сил не было. Тётя Тая говорила что-то ещё. Поправляла платок на голове. Переставляла кастрюли, заварочный чайник. Поставила передо мной на стол тарелку рисовой каши с тефтелями в подливе. Налила компот. Почти вложила в руку вилку. И я рефлекторно начал есть.
Соседка копошилась в раковине, и мой вопрос: «Что ел отец?» – услышала не сразу. Я понял, что всего по ложке и таблетки. В горло больше ничего не полезло. Я запил компотом горечь услышанных новостей. На мой ежевечерний вопрос: спрашивал ли отец обо мне, соседка ответила, как всегда, откровенно: «Ни о ком он давно не спрашивает».
Я положил голову на ладони и буквально впился в волосы ногтями. Тётя Тая подсела к столу. Я спросил, голодна ли она, но та завела разговор о своём. И от её слов я чуть не упал в обморок. Она предлагала пригласить священника, чтобы соборовать отца! Для меня слово «соборование» прозвучало, как призыв «собираться!». Собираться принять смерть. Я опешил. Я смотрел в глаза тёти Таи, пытаясь найти в них сострадание ко мне, к отцу, взглядом умоляя её повременить с такими решениями.
Но ни жалости ко мне, ни надежды на чудо выздоровления отца в глазах соседки не проскользнуло. Всё было обдуманно настолько, как будто она всё знала наперёд.
Складывалось ощущение, что все мои мечты кто-то нарочно рушит. Не только уничтожают мою детскую мечту – быть рядом с отцом, но и напоминанием о неминуемом пытаются добить меня, итак страдающего оттого, что отец умирает.