Я всё рассказывал отцу, словно желая прожить всё это ещё раз, но с участием папы. А он слушал, иногда улыбался, и не переспрашивал. Он боролся с болью. И, возможно, не физической…
Я же старался доподлинно красочно воспроизвести эти самые яркие картины моего безотцового детства. С мелочами и нюансами. Вот я с ребятами пытаюсь сохранить пионерию, когда менялся политический строй страны, в которой мне не суждено было стать комсомольцем, как мои мама и папа! Как Папа! Вот я понял, что мне нравится одна девочка, которая жила в соседней квартире. Потому что, когда её семья переехала, с другими девчонками во дворе мне играть не хотелось. Вот я стал заниматься вольной борьбой и спортивной гимнастикой, и эти навыки пригодились мне на занятиях в театральной студии, в институте, а потом и в театре.
Не стал я вспоминать и о предательстве друзей и подруг. Мне показалось это лишним. Я же не жалею о том, что в эти мгновения отца не было рядом. Но и школьный выпускной, проводы в армию, присягу, демобилизацию, вступительные экзамены в институт я тоже опустил в своих пересказах. Как и вопрос, который задавал маме чаще всего: «Где папа?».
Может быть, я так обложил отца своей биографией, что он понял бесполезность своего участия как родителя в сложившейся жизни состоявшегося человека. Но меня-то он не спросил! А я, вспоминая, словно только-только начинал жизнь без расставания с отцом.
Есть люди, которые после себя оставляют множество добрых дел. Есть такие, что создают что-то полезное, незаменимое… А мой отец кто? Бегущий от жизни, бурлящей возможностями, многогранной и бесконечно щедрой, предавший её и устремившийся к смерти. Кто он после этого? Трус и предатель! Хоть меня и преследует мысль: что будет, если отец умрёт, воспоминания меня всё же посещают разные, наталкивающие на размышления и монологи. Спрашивать теперь не у кого. Отец молчит. Я всю жизнь с ним разговариваю, интересуюсь истиной, которую ведают только отцы! Мысленно спрашиваю совета, куда дальше ступить ногой… А он? Он ничего мне не говорит.
За окном смеркалось. Я чувствовал, что настроение портится. Взглянул на телефон: ни звонков, ни сообщений. Взял коробок спичек, вынул одну и зажёг конфорку. Налил в турку воды из-под крана и поставил её на огонь.
Как мне хочется кому-нибудь пожаловаться на отца! Он не дал ответа ни на один мой вопрос. Да я уже их и не задаю. Но неужели ему нечего мне сказать? Он лежит сейчас там, в комнате, я вижу край его койки, подушку, белый открытый лоб и седые волосы. Стою в проходе из кухни в зал и всё чего-то жду. А он дней пять, как перестал даже кряхтеть. Может, устал? Ведь на кряхтение затрачиваются силы. А когда ты устал, то равнодушен ко всему окружающему, даже к сыну. А если болен, то апатичен и к себе.