Я встал на ноги и тихо сделал несколько шагов назад, не сводя с отца глаз и держа щитом в руках книгу молитв. Моё дыхание стало сдержанным. Накатило ощущение усталости и предрешённости происходящего.
Я стоял и смотрел, как умирает отец. Я не шевелился, если не считать дрожь во всём теле, и наблюдал, как тяжело ему дышится. Вот так жизнь собирает свои пожитки в теле человека и освобождает пространство для воцарения в нём смерти. Вот так, по-предательски, вдруг. Как страшно за этим наблюдать! Словно подсматриваешь за вором, где вор – это жизнь, узнаваемая лишь по шуму дыхания. И вот всё тише и тише. Вор уходит.
Смерть же, в отличие от жизни, более благородна. Если она пришла, то всякий живущий с ней спорить не станет. А ведь мы с отцом целый месяц вели переговоры с жизнью и смертью посредством христианских молитв и аптечных рецептов медицины. Красивые слова. Только одно, бесспорно, не существует без другого.
Священная книга с волшебными стихами не смогла помочь мне выдернуть из огненного горла смерти музыкальную душу отца. Слишком сильными и крепкими оказались леденящие когти болезни, вонзившиеся в его тело когда-то незаметно, и, закостенев окончательно, уже его не отпустили.
В дверь постучали. За стуком последовал звонок.
– Кто там? – двумя прыжками рыси я приблизился к двери. Спасение! Двое в медицинском облачении. От серебристого чемоданчика с алым крестом в белом кружке тянулся шлейф запаха лекарств. Быстрее! Спасите! Почему вы так вальяжны? Хрип отца… Вы что, не видите? Он умирает! Спасите! Капельницу! Что ещё? Эвакуируйте немедленно в больницу! Вдох – хрип. Выдох – хрип. Я не понимаю размеренных движений двух в медицинских одеждах. Пустым кажется серебристый чемоданчик, разместившийся на табурете у койки отца. Всё бессмысленно и вяло. Все перестановки шприца, ампул, ваты, клейкой ленты… У меня кружится голова. Я через раз понимаю манипуляции медиков. Все их действия кажутся мне ленивыми… Неужели вы не видите, что смерть быстрее! Она лучше подготовилась, чем вы! Пустите! Я порываюсь, как мне кажется, спасти отца из оков смерти. Те двое меня останавливают. Не время сейчас для массажа сердца. Ему сделан укол… Какой укол?! Я делал уколы! Перестать повышать голос! Вы слышите мою просьбу? Да, да. Отцу нужен покой… Простите. И что теперь? Не едем в больницу? Вот документы.
– Ждите.
Перед глазами осталось тёмное пятно закрывшейся входной двери квартиры. Фельд-шеры ушли, бросив на ходу: «Ждите»…
«Ждите», – повисло эхом в нашей квартире. Словно кто-то прицелился к добыче и выжидает удобной минуты, чтобы напасть на неё и разделаться с ней. Словно этот кто-то в лице сказавших «ЖДИТЕ» выпустил на охоту стервятников, доселе занятых чем-то другим, а теперь кружащихся у изголовья отца. Как это страшно – не видеть в лицо своего врага! Но кто, увидев смерть, смог её одолеть? Отец дышал тише, но не ровно, прерываясь и опять резко вбирая в лёгкие лекарственный воздух комнаты.