На Санькино счастье его зевотное существование в бане заметно оживил неожиданный приезд Питкина, который несколько лет назад подался на Хибины за длинным рублём, и вот, наконец, решил заглянуть и в родные пенаты. Притворившись поначалу обиженным, Санька с укоризной спросил своего друга детства и юности:
– А что же раньше-то тебе отпусков не давали?
– Давали, конечно, – клоня покаянную голову, невесело отвечал Питкин. – Только не успевал я съездить сразу в несколько мест. Понимаешь, Смык, за этим, блин, Полярным кругом так по солнышку и теплу соскучишься, что только и мечтаешь, как станешь где-нибудь в Сухуми или Сочи задницу греть да винишко с шашлыком потреблять! Представляешь, что такое несколько месяцев жить в ночи, когда за окном ниже тридцати или ещё холоднее? И потом, у меня бабушка больная в деревне под Саратовом жила. Она меня воспитала, лечила от кори и гриппа, провожала в первый класс, ходила вместо матери на родительские собрания. И вот… заболела, стала мало ходить, а ухаживать за ней особо некому. Ну, соседка там сердобольная, двоюродная сестра из Подмосковья иногда наведается. Но больше других она, конечно, меня ждала. Я приеду – забор поправлю, картошку выкопаю, огород в зиму перекопаю и прочее. Словом, не успевал я в Город последние пару лет, пока этой весной ни схоронил её.
– Прости, Питкин! – с чувством проговорил Санька. – Я этого не знал. Многие просто забывают друг о друге, заводят семьи, увязают в проблемах, начинают думать с годами, что из прошлой дружбы щей не сваришь и нынешней одёжки не скроишь, что всё это пустые сантименты…
– Нет, Саня, я не раз и не два вспоминал и наш двор, и драки на «пятаке», и ту рыбалку на быках. Как же? – на ресницах Питкина блеснули бусинки слёз. И Санька вдруг заметил, что кожа на его лице разного цвета.
– Что это у тебя с лицом? – спросил он удивлённо. – Аллергия? Наверное, отвык там от нашего климата?
– Это обморожения, Сань, – сказал буднично Питкин. – Попал я как-то в тундре под пургу, уже с жизнью попрощался, стал засыпать, но собаки егерские откопали. Выжить – выжил, но обморозился прилично. Два пальца на ногах отрезали и половину уха.
– А, вроде, уши у тебя нормальные? – усомнился Санька.
– Муляж это пластиковый, протез то есть, – отвечал Питкин, довольно усмехаясь. – Но, видно, хороший, раз даже ты не заметил. Ты тоже, Смык, здорово изменился! Я бы тебя на улице с ходу и не узнал.
– Что, шибко заматерел? – с уже вошедшей в привычку армейской бравадой спросил у друга Санька.
– Да, можно сказать и так, – согласился Питкин. – А что, кроме армии, другого выбора не было?