– Ты решил ударить меня? – недоумеваю. – Того, кто тебя растил, обеспечивал и прикрывал твой зад каждый раз, когда ты встревал в проблемы? Отдал тебе часть своего бизнеса? Отсидел из-за тебя почти три года?
– Это твоя обязанность! – выплёвывает сгусток крови и выпрямляется. – Каким воспитал, таким и принимай!
– Тебя воспитывала мать, – цежу сквозь зубы. – Поэтому я не удивлён, что ты вырос таким глупым.
Аяз снова замахивается рукой. Перехватываю его запястье, дёргаю на себя и делаю удар под дых. Слабый, но ощутимый.
Можно сказать, поучительный.
– Я просил тебя присмотреть за Евой три года назад, зная, что ты её не тронешь. Не в твоём вкусе. Или хотя бы из-за чувства вины. А что ты сделал в итоге? Пошёл по бабам. У тебя есть дочь, какая-то давалка на стороне. И ты хочешь обмануть Еву? Думаешь, я промолчу про твою забаву? Про то, что ты поимел дочь посла?
Сын держится за живот. А меня это ни капли не трогает. Я только сильнее хочу его ударить. Вставить мозги на место. Что и делаю. Не даю ему опомниться. Налетаю на него. И в один момент пропускаю удар. Неслабый, ощутимый.
Усмехаюсь, стираю с губы кровь.
– Значит, так.
Я не собирался бить его всерьёз.
– Так! Ты – животное! Которое поступило не лучше! Ты лишил девушку самого главного! Бросил! Да она тебе даже не нужна!
– Лишил, – говорю честно, не отрицая. – И собираюсь всё исправить. А ты…
Аяз решительно прыгает на меня, обхватывает туловище и валит на пол. Бьюсь башкой об пол, на осколки. И разъярённо хватаю пацана руками. Переворачиваю его на спину, нависнув над ним. В голове что-то щёлкает. И всё. Забываю, кто передо мной. Наношу удар за ударом, выплёскивая гнев.
Я не умею его контролировать. Вообще.
Иногда голову так срывает, что в беспамятстве творю необъяснимое.
Как и сейчас.
Превращаю лицо сына в кровавое месиво.
Даже Добровольская в мыслях не успокаивает.
Но останавливаюсь. От надрывного смеха…
– Думаешь, – смотрю за тем, как он отхаркивается кровью. А она везде. – После того, что ты сделал, она выберет тебя? Я переверну эту в свою сторону, и всё. Она будет меня жалеть, а тебя – ненавидеть. Еву хочешь? Не получишь. И даже если про Катю расскажешь – она тебе не поверит.
Замахиваюсь рукой и с яростью хочу ударить.
Он прав.
Ева мне не поверит. Во всём обвинит. Скажу про Катю – вряд ли она даже захочет меня слушать.
Поэтому останавливаюсь, не ударяя Аяза. Буквально в сантиметре.
И встаю. Смотрю на то, что сделал с родным сыном. И опять злость берёт. Злюсь на себя, на него.
– Делай что хочешь, но чтобы я тебя рядом с Евой не видел, – выплёвываю. – Катись к своей Кате. Воспитывай дочь. Компанию в Москве у тебя забираю. Езжай в Барселону. Голым не оставлю, но на глазах моих не появляйся.