Утятинский летописец (Черноусова) - страница 30

– Марья Игнатьевна, оставим это, – перестав любезно улыбаться, сказал жених. – Я формально прошу вашего согласия выйти за меня.

– Я вас поняла, Федор Ионович.

– Так каким будет ваш ответ?

– Никаким. Ответ дал мой папенька. А моего согласия, видно, не требуется.

– И все же…

– Если я откажусь выйти за вас, полагаю, моя семья сумеет сделать жизнь мою невыносимой, – Маша выразительно взглянула на штору. – Софья Анисимовна, передайте папеньке, что мы с Федором Ионовичем сговорились. – И вышла, не дав возможности жениху встать, а мачехе отойти от двери далеко.

Через несколько дней она писала Ките:

«Представь себе, друг мой, я – невеста! А жених – тот самый нуда Фёдор Ионович, что щиплет за щёчку нашу смазливую горничную Наташу. Не перестал щипать и будучи женихом. Так что можешь представить себе ожидающее меня семейное счастие!

Впрочем, тебе наверняка уже всё известно. Ведь не далее как вчера я плучила письмо от тётушки Марьи Афанасьевны с поздравлением по случаю помолвки. Стало быть, всё давно уже решено было за моей спиной! Какой насмешкой звучат её слова: «Избранный тобой в супруги человек достоин тебя во всех отношениях. Бог да благословит вас вечною взаимной любовью».

Пыталась я заручиться поддержкой о.Василия, но он только разгневался. Про монашество сказал, что этим не шутят. Так что участь моя решена».

Свадьба была назначена через месяц. Фёдор Ионович предполагал выйти в отставку и переехать на жительство в Утятин. Он уже снял домик на Кузнецкой, «к сожалению, далеко от ваших родителей». «И слава богу», – мысленно ответила ему она.

После завтрака она оделась и ушла гулять. Была ранняя весна. Листва ещё не распустилась. День был ветреный и холодный. Маша долго ходила по Набережной, потом зашла в лавку Кузнецова и купила какие-то мелочи. Обслуживал её сам хозяин. Сочувственно поглядев на его мрачное лицо, она подумала: «Я тоскую, что просватали, а этот красавец – что отказали». Отогревшись в лавке, вышла на Дворянскую и ещё раз прошлась до Петропавловской церкви. Захотелось помолиться, но в этом храме она чувствовала себя чужой, предпочитая небольшую деревянную церковь Михаила Архангела, в которой служил отец Василий. «И маменькину могилку навещу», – решила она и пошла к мосту.

От кладбищенских ворот Маша, запрокинув голову, поглядела на церковный холм, на крест, чернеющий на фоне голубого неба, и поняла, что не сможет сегодня переступить порога храма. Не хотелось видеть отца Василия. На отца она не сердилась, понимая, что ему, не любящему дочери, незачем было её щадить. А вот священник относился к ней хорошо, и она обижалась, что он не хочет её понять. Маша повернула на тропинку, бегущую вдоль кирпичной ограды, и побрела к могиле матери.