Заводской Иван Иваныч не проявлял признаков жизни, и даже связь не проверял, а самому его беспокоить Родион смысла не видел. Все начинать надо было сначала, а где оно, это начало, он уже и сам не представлял. Но он придерживался правила: «если цепляться не за что, то за ничто и надо цепляться». Родион развернулся на 180 градусов, лицом к первому и главному в любом расследовании – поиску свидетелей. Завтра они вычертят новую схему пути, по которому прошла Люся, и будут отслеживать всех, кто каждый день там ходит, ведь должны же быть такие, и с каждым нужно будет говорить. У следователей совместно с наркоконтролем тоже не очень получилось, но они всегда умели так отчитаться о том, что не получилось, что их, хоть и вполголоса, но все равно ставили в пример. Полковник тоже имел особое мнение, что если новости следствия не приносят ясности, то пусть лучше этих новостей совсем не будет. Излишков наркотиков так обнаружить и не удалось, обнаружили только их недостаток. Обреченные судьбой на них жить беспрерывно в них нуждались сверх норм, которые получали. Время их отсутствия превращалось для них в ужасные мучения, со страхом жить и страхом умереть.
А тема фашизма вспыхнула с новой силой, когда стал доступен для обозрения «Парабеллум», ведь это любимое оружие нацистов. Начальник следствия опять воспрянул, зато полковнику ужасно не хотелось, чтобы его подчиненный был мало того, что бандитом, так еще и фашистом.
***
Теща опять съезжает, на этот раз ЖЭУ ей выделило служебное жилье на двоих с еще какой-то женщиной. Вечером эту новость сообщила жена. Съезжает опять в зиму. Жена попросила разрешения забрать ей старую кровать, все равно ведь Машеньке будут покупать новую, он разрешил. Жена сказала, что они с Машенькой будут ходить к ней в гости, она уже много книжек детских накупила. Пилюлин на это ничего не ответил, он просто промолчал.
На работе после антинаркотической проверки люди как-то меньше стали просить обезболивающих препаратов. Они стали бояться, что по закону нельзя, когда сильно больно. Коли пришло время умирать, умри. Но он был за то, чтобы люди жили, и потому не стеснялся выписывать им то, в чем они нуждались, и в самых высоких дозировках.
Сегодня главный привел и представил новую медсестру. Она была стройной и как-то по-библейски красивой, белый казенный халат подчеркивал эту красоту, а медицинский колпак с трудом покрывал шикарные волосы орехового цвета. В общем, она показалась дамой из тех, кто сильно красив для того, чтобы много работать. Звали ее Ксения, она сразу же показала себя достаточно умелой, по крайней мере, на медицинские термины реагировала адекватно и без нервного напряжения. Но, как и всем красавицам, ей было нелегко, было видно, как она старалась хоть на минутку приспустить то левую, то правую туфлю с ноги, когда улучала минутку присесть. Те туфли были на высоких каблуках, и ноги, конечно, от них уставали. Но красота, как известно, требует жертвовать здоровьем. Ну, теперь останется посмотреть, на сколько ее хватит за такую зарплату. Главный, у которого во рту ничего не держалось, рассказал, что она ушла с прошлого места работы в результате какой-то любовной истории. Он был тот еще гусь. Больных сегодня было много, и большей частью – из тех, что со сложными диагнозами. Но новую помощницу за день непростого приема упрекнуть было не в чем.