Опера никуда не поехали, они пешком дошли до первого кафе, которое называлось «Дюймовочка», сначала обслужились одной бутылкой водки, затем второй, но больше было нельзя: завтра в бункер, искать вещдоки и следы шестого фигуранта. Каждому из них лично хотелось найти этого подземного гнома, и обязательно взять его живым, чтобы любоваться на него в клетке. Василий все названивал своему брату, тот вместе с женой был инженером, и они занимались спелеологией как хобби и завтра были нужны: надо было пройти 500-метровый лаз. Пили сначала, конечно же, за здоровье командира и друга, а потом за то, чтобы в их народе было больше героев.
А Пилюлин вызвал такси, чтобы ехать домой, он чувствовал страшную усталость и одновременно нервный мандраж от передозировки адреналина в крови. На Ксению было страшно смотреть, она стояла, прилипнув ладошками к шершавой казенной стенке, и смотрела куда-то сильно уж прямо. Пилюлин видел, что оставлять ее одну никак нельзя, и он, ни о чем не спрашивая, взял ее за руку, а другой рукой поднял свой ящик с красным крестом и отправился в такси. Он позвонил домой, Машеньке сегодня разрешили остаться с ночевкой, потом позвонил химику, чтобы тот прямо к нему приехал. Притормозив машину у магазина, он пошел купить то, чего ему больше всего хотелось, а хотелось ему водки под бутерброд с красной рыбой и простой домашний холодец с горчицей. Он знал, что женщины будут плакать, а он будет с химиком на кухне пить русскую горькую. Потом всех, кто плачет, он уколет димедролом и уложит спать на большую новую постель. Так и случилось. Первыми вырубились прямо в одежде Ксения рядом с Машенькой, потом и жена к ним примостилась.
Ксения, проспав восемь часов, раненько уехала. Пилюлин уже сидел в кабинете, когда она явилась ровно к 9 часам. Она именно явилась, ибо одета была ровно как на кладбище: черная юбка ниже колен, черная блузка, на которой даже пуговицы были черные, туфли черные без каблуков, черная широкая лента в волосах и ни следа косметики. Пилюлин не стал даже с ней здороваться, а уточнил, кого она собралась хоронить, и выгнал из кабинета, дав час на переодевание. Сам он был в курсе всего происходящего в больнице, были там у него люди, которые могли по часам отчитаться, ночь прошла стабильно, отрицательной динамики не было, сердце работало, хоть и был под кислородом, собственное дыхание сохранялось, а это было чрезвычайно важно.
Роман Петрович позвонил Пилюлину, тот сам вчера дал ему номер, сказав, что самая точная информация по Родиону будет у него, так как в больнице можно ничего не добиться толком. Вчера Роман Петрович долго еще сидел в отделе с начальницей следствия. Оказывается, они оба имеют взрослых детей, но оба одиноки. У Романа Петровича же больная тема – юбилей, он не знал, как правильно поступить, она тоже не знала, оставили все решение на завтра, посмотрят, как там будет. У начальницы в шкафу даже нашлась маленькая бутылочка коньяка, и они ее выпили за здоровье того парня, который сейчас в небытие на тонкой ниточке между жизнью и смертью. Пилюлин сидел за столом и все время думал о том, что неужели для того, чтобы человек что-то понял и покаялся, кто-то из людей рядом обязательно должен умереть.