Ничуть не жалею. Биб стирал память всего за несколько дней. Для паники достаточно. Душу верья выпил только из одного из антов, ему всё равно не жить после капитуляции. Но королёныш приказал умертвить каждого! Антов, хрымов, взрослых, детей, стариков, мужчин, женщин… Совсем младенцев! Терпение лопнуло. И у меня, и у Моуи.
Под Тейфарром всё решится. Освобождённый от клятвы, я должен разобраться с Карухом. Не из мести за убитых. Даже не для предотвращения новых жертв. Всё Средневековье не переделаешь, всех не спасёшь. Вопрос в том, что он не оставит меня в покое, Нимирх был прав. Фактически я защищаю себя, Кирах, семью.
Зря затеял конфликт? Нет. Я ему преподнёс бескровную победу на блюдце. Вторично совершать подвиги во славу величества после его кидалова – подозрительно и… бесхребетно. Значит, из меня можно верёвки вить. В полудиком обществе феодализма демонстрация слабости смертельна.
Карух сам обострил ситуацию. И подписал приговор. Осталось узнать – себе или мне. Ох, как я зол!
* * *
Замеченный «освободителями» издалека шпиль главного храма Моуи, с виду очень тонкий и хрупкий, был на самом деле мощной сужающейся кверху колонной. Внутри на две трети высоты вилась винтовая лестница. Она заканчивалась крохотной площадкой, освещённой через круглые окна заходящим солнцем. Там уместились двое.
– Что ты видишь, Сарр?
– Они ставят лагерь. Похоже, готовят баллисты. Пока далеко, не менее тысячи шагов, мой повелитель. Но баллисты на колёсах. Если впрячь в каждую дюжину кхаров, подвезут ближе. Прошу, посмотри сам.
– Не хочу. В твоей чёртовой трубе всё вверх ногами[10]. Голова кружится. Рассказывай!
– Слушаюсь, сир. Похоже, их король рассматривает город и посады.
– Даже лица различаешь? Спустимся, проверю на Камне – не колдун ли ты. Твоё дьявольское изобретение полезно, но не от дьявола ли оно? Моуи от нас отвернётся окончательно.
Учёный, и в августейшем присутствии носивший рабочий халат, а на голове колпак, снова приник к окуляру, двигая плохо закреплённую заднюю линзу взад и вперёд, чтобы добиться резкости.
– Лицо не различаю. Но вижу мужчину небольшого роста на белом каросском кхаре, охраняемого со всех сторон. Редкая масть, чаще они пегие. К нему подъезжают другие, что-то говорят. Он выслушивает, потом отпускает взмахом руки.
– Ты прав. Что ещё?
– Армия их невелика. Тысячи три с обозами, государь. Не больше. Но с ними отряд каросских наёмников.
– Дай!
Король сам приник к зрительной трубе, чертыхаясь от неудобства перевёрнутой картинки. Тронул линзу, сбив настройку.
Был он немолод – за сорок. В огненно-рыжей пышной шевелюре проступила седина, как и на окладистой бороде. Кончик верхнего левого клыка отломан, но не прикрыт серебряным наконечником, столь модным у молодёжи. Стальной панцирь он не снял, желая выглядеть воинственно, даже перед восхождением по винтовой лестнице. Долго не мог отдышаться, потому злился не только от докладов об увиденном через трубу, но и от собственной слабости, напоминающей о приближающейся старости.