Зажигалка в его руке щелкнула, но не зажглась. Он бросил ее на стол и, когда садился, вспомнил, что даже не достал сигарету из пачки. Но ведь он же бросил курить. Да, решил бросить. Посмотрел на разбитый распухший палец.
Лиза стояла перед ним:
– Почему ты мне ничего не сказал?
– Ладно, Лиз. Может, я ошибся… – произнес он, приготовившись к последнему испытанию. Ничего он ей не скажет. Только бы поскорей закончить и этот разговор. Потому что нет у него сил. Сердце – ноет. Уже не разрывается, а тупо давит. Как будто, так и положено ему – всегда болеть. Завтра же, нет, в понедельник пойдет к врачу. Пусть делают любые тесты. И нужно купить медстраховку. Говорят, семейная стоит дешевле.
– Почему ты молчал? И что же случилось? И где ты ночевал?
– Все нормально, Лиз. Просто какая-то машина проехала мимо дома, мне показалось… А ночевал у родителей, – соврал он. (На самом деле ночью полуживой добрался к дому фотографа их газеты.)
Лиза стояла у окна к нему спиной. Смотрела в окно, на безлюдную темную улицу. В мареве за высокой оградой виднелись очертания могильных плит. А позади нее на стуле сидел человек. Ее родной, любимый человек. Голос у него – приглушенный, слова с трудом возникают и куда-то проваливаются. И лицо его – бледное, стеариновое.
Боже… Боже… Ведь это она во всем виновата. Погрязла в своих мелочных заботах, в своих «любишь – не любишь». Дура, верила ему, что в его статьях ничего опасного нет, мол, обычная работа газетчика.
Резко повернулась:
– Где сумка?
– Какая сумка?
– Обыкновенная. Мы сейчас сложим твои вещи и на пару недель переедем ко мне.
Алексей промолчал. Решение, в общем-то, разумное.
– Алеша. Алеша…
Она вдруг расплакалась:
– Ты хоть понимаешь? Ты хоть понимаешь, кто ты для меня? Ведь у меня больше никого нет, никого. А ты…
В груди Алексея вдруг сладостно защемило, дышать стало легче. Словно плиту отвалили. Силы возвращались, по всему телу растекались теплые живительные струи. Потому что прекрасна в этот миг была Лиза, прекрасна в своих бабьих слезах. И плечи ее вздрагивали по-детски трогательно, и край длинного свитера едва не достигал ее коленей, и на новом ботике развязался шнурок.
– Ну что? Что ты улыбаешься? – сказала она обиженно, шагнув к нему.
Он ощутил слегка покалывающую шерсть ее свитера, ее пальцы в своих волосах, ее мягкие груди. Ее…