Раздался телефонный звонок. Рука Михаила, выпроставшись из-под одеяла, потянулась к телефонной трубке.
– Михась, это я. Спишь еще?
– Нет, – буркнул Михаил.
– Плохи дела. Карбюратор ни к черту.
– А-а… – Михаил подтянулся на локте. Узнал голос автомеханика и сквозь марево словно увидел свой «олдсмобиль» в мастерской. (Оставил там машину, чтобы проверили, почему так много расходуется бензина).
– И что же теперь? – спросил он.
– Нужно ставить новый карбюратор. Сто пятьдесят долларов. Но для тебя – сто двадцать.
Михаил засопел. Вчера понадобилось заменить свечи, сегодня – карбюратор. Что – завтра?
– Ладно, черт с ним, заменяй. Когда будет готово?
– Подходи через пару часов.
Михаил прислонил подушку к стене, включил телевизор, и в комнату ворвался Нью-Йорк, шумный, счастливый Нью-Йорк, озабоченный новогодними покупками: джипами, биржевыми акциями, путевками на Карибы.
Безразлично Михаил смотрел на экран. Все-таки правильно он поступил тогда в ресторане, отказавшись от пятисот долларов, предложенных Юрой. Потому что слишком грозно поглядывал из пяти овалов купюр Бенджамин Франклин, словно желая напомнить, что «тюрьма» по-английски – jail. А тюрьма – хоть, говорят, и комфортная, с сэндвичами и пепси-колой, с телевизором и компьютерами – даже такая замечательная тюрьма вовсе не входила в его планы. Поэтому Михаил вернул Юре все пять соток, и мудрый Бенджамин Франклин произнес из овала одобрительное: «O`кей».
...Ангел-хранитель или, может, случайное везение до сих пор спасали Михаила от тюрьмы. Он всегда чувствовал над собою чье-то оберегающее крыло. На волосок от тюрьмы он был, когда только вернулся из армии. Гражданская жизнь представлялась тогда жестокой, с такими же волчьими законами, что и в солдатской казарме. Ну и, разумеется, свобода. Долгожданная свобода при очень примитивных представлениях о ней.
В кабаке они с другом Витькой избили одного мужичка. Точнее, бил Витька, а Михаил помог этого мужика вытащить из зала. Причина была пустяковая: из-за какой-то девки – она сначала танцевала с Витькой, что-то пообещала ему и вдруг закрутила с другим, похожим на упыря. Михаил держал двери пожарного выхода, а Витька безжалостно избивал упыря, применяя еще не забытые, хорошо отработанные в армии приемы десантника. Когда упырь рухнул, Витька сорвал с его руки часы «Роллекс» – Витька всегда питал слабость к дорогим вещицам. Они сбежали по лестнице и скрылись в яру, где знали все тропки-дорожки – в детстве там играли в «казаков-разбойников».
Под утро их из дому увезли в отделение милиции. Одиночные камеры. Избиения во время допросов. Опознания с понятыми. Михаила выпустили под расписку, а Витьку отвезли в СИЗО. Витькина мать поседела за несколько дней. Если бы их родители не предложили тому упырю и следователю ба-альшие деньги, то их с Витькой наверняка посадили бы. Но пострадавший и следователь деньги взяли, и групповое ограбление превратилось в обычное хулиганство, и все обошлось.