Я скрутил из бумажки трубочку, засунул ее за ухо. Взял молоток и гвоздь. Подошел к буфету:
— Ну что, мадам, придется вам побыть в грильяже. Не бойтесь, это не больно, — приставив гвоздь к деревянной стенке, я размахнулся молотком. Ба-бах! Ба-бах!
— Игорь, что там случилось? Ты что делаешь? — спросила мама, привстав с дивана.
Вошла бабушка, забрала у меня молоток. Вечно она что-то держит в руках. Теперь вот в одной руке — нож, в другой — молоток. Баба Женя сказала бы, что бабушку нужно показать психиатру, иначе она закончит тюрьмой.
— В доме появился новый хозяин, — промолвила она.
— Ты написал маленькое «дэ»? — строго спросила мама.
— Да.
— Что — да?
— Написал «дэ»...
Бабушка тем временем отнесла молоток, подошла к серванту, прижала отколовшуюся щепочку. Усмехнулась, словно припомнила что-то... Дорогой, многоуважаемый сервант! Сколько тебе лет? Двадцать? Тридцать? Сто? Ты был куплен в двадцать восьмом, когда бабушка только вышла замуж за своего Пейсаха. В твоих ящиках хранился подаренный на свадьбу сервиз, субботняя посуда, сверху стояли подсвечники. По пятницам вечером бабушка доставала тарелки и рюмки, зажигала свечи и, дождавшись мужа из больницы, где он лечил своих «мишугене», подавала рыбу и вино. Садилась рядом и смотрела, как его пальцы аккуратно разделывают рыбу. Прижималась к нему плечом, тихонько раскачивалась и думала о том, что не заслужила такого счастья, а Бог дал. И скоро Бог даст им ребенка. И огоньки свечек дрожали над ними...
2
С Аллочкой теперь играть почему-то не так интересно. Раньше она со мной и по деревьям лазила, и пускала кораблики, и бабочек ловила. Теперь сидит дома, а когда появляется во дворе, отходит куда-нибудь подальше и играет сама. Тронешь ее — сразу обижается. Бывает, из дверей выходит дядя Вася — заспанный, небритый, с красными глазами. Как Кощей. Идет воду пить.
...— Иди сюда, — подозвали меня братья Вадик и Юрка, когда в поте лица своего написав десять больших «Ж», я вышел во двор.
— У тебя деньги есть? — спросил Вадик.
— Да.
— Сколько?
— Двадцать копеек, — есять зажилил — на черный день.
— Выноси.
— Зачем? — голос мой дрогнул. Лишиться почти всего состояния?!
— Увидишь. Не бойся, не заберем.
С серьезным видом я отправился домой. Как в сберкассу. Снимать со счета двадцать копеек.
— Покажи, — приказал Юрка, когда я вернулся.
На моей ладони лежала монета. Братья переглянулись.
— Иди за нами.
Втроем мы двинули вглубь двора.
За туалетом стояла Аллочка. На ней было грязное голубое платье, спущенные к щиколоткам гольфы. Увидев меня, она смутилась.