— Отец от водки сгорел, и сын туда же, — добавила мама.
Возникла пауза.
— Завтра на заводе собрание, будут говорить о новом доме, — сообщил папа.
— Разве его уже закончили? — осторожно спросила мама.
Папа промолчал (наверно, кивнул).
— Эх, дали бы нам двухкомнатную квартиру... Но мы невезучие. Везет только богачам, а беднякам — никогда, — запричитала мама.
— Ничего, может, дадут и нам, — обнадежила бабушка.
— Если бы он не боялся выступать, а то ведь всего боится, — продолжала мама. — Только дома храбрый. Нам же полагается квартира, полагается. Сколько у нас метров на человека?
— Четыре, — буркнул отец.
— А надо сколько? Шесть. Но разве ты можешь чего-нибудь добиться? Нет бы — войти в кабинет директора или парторга, стукнуть кулаком по столу...
— Ты видела нашего директора и парторга? Иди к ним, добивайся. Рабочие их так ненавидят, дай волю — повесили бы на первом столбе.
— Тише, ша, Игорь спит, — зашипела мама.
В кухне запел сверчок. Интересно, какой он? Наверное, большой усатый жук, сидит в норке и рассказывает свои таинственные истории.
— Лена, завтра в восемь мы должны выйти, — напомнила бабушка.
— Вы идете к Шалимову? — поинтересовался папа.
— Да. Спасибо нашей завотделением — ее сестра дружит с дочкой Шалимова. Я так волнуюсь — что покажет рентген? Подозревают камни в желчном пузыре, у меня во рту постоянная горечь. Надо будет дать Шалимову десятку.
— За одну консультацию — десять рублей? — возмутился папа.
— А что ты думал? Нельзя же не дать!
— За операцию тоже придется платить, — промолвил папа поникшим голосом.
— А как же! Боже, неужели придется удалять желчный пузырь, это же серьезная полостная операция… — и мама перевела разговор в область, где чувствовала себя как рыба в воде.
О пузырях, протоках и каналах она могла говорить часами, особенно накануне приступа. А во время приступа целыми днями лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и если шевелилась, то двигались лишь ее густые черные волосы и ноги, а халат оставался неподвижен. С тех давних пор я был уверен, что такое несметное количество «пузырей, протоков и каналов» находится в животе только у мамы. Она бережно несла это «хозяйство», время от времени лишаясь то очередного пузыря, то кусочка желудка. И все равно, когда казалось, что болеть там уже просто нечему, мама шла к новому доктору, и тот обнаруживал в ее животе еще какую-нибудь загогулину, которую нужно удалять, и немедленно. С годами удаленные органы стали составлять мамин «золотой фонд» — она его бережно складировала в своей памяти, снабдив бирками, где по порядку стояли: год операции, имя врача, название больницы, особые обстоятельства. Вероятно, одной из причин, почему мама так редко ходила на пляж, был ее живот, изрезанный вдоль и поперек...