— Гляди,— говорил отец.
Подъезжал тельфер с неуклюжим раздаточным ковшом. Отец — уверенный, сильный — крутил штурвал, плавильная печь таинственно накренялась, и из ее летки по желобу в ковш лилась мерцающая, как расплавленный жемчуг, лава, а из ковша навстречу ей, напоминая салют, взлетали золотые хвостатые звезды.
— Видишь,— объяснял отец,— какие они крупные и как рассыпаются веером. Значит, всё в порядке. А если б были маленькие и вырывались вверх кучно, значит в металле недостает кремния. Замечай!
Налетал ветер, чернота сызнова окружала Лёдю, и опять являлись Кашин с обиженным парнем в кепке без козырька. «Прокоп, Прокоп!» — не зная, как быть, повторяла его имя Лёдя звала на помощь мать, Юрия.
5
С чего это у них началось? Скорее всего с шутки.
Михал купил дочери подарок — карманный пульверизатор. И вот случилось так, что однажды, перед выпускными экзаменами, возвращаясь со встречи с представителями разных профессий, Юрий и Лёдя пошли вместе. Возле калитки,— Шарупичи тогда еще жили на старой квартире,— как и полагается, Лёдя с Юрием немного постояли, а на прощание она, балуясь, обдала его душистыми брызгами. Юрий засмеялся и пошел домой, ощущая нежный, весенний запах.
Духи оказались устойчивыми, и с тех пор, как только он надевал выходной костюм, запах напоминал ему калитку у дома Шарупичей, Лёдю, ее заливистый смех. А напомнив, заставлял думать, манил, обещал неизведанное. В воображении вставал Лёдин образ — тонко очерченное лицо с большими, чуть удивленными глазами; тяжелая, перекинутая через плечо коса (из тех, что опеты в песнях); стройная, неожиданно оформившаяся фигура. И тогда хотелось видеть Лёдю, глядеть на нее. Она стала сниться обольстительная, недосягаемая. Она начинала мучить.
В отношениях с девушками Юрию недоставало непосредственности, простоты. Нет, по характеру он не был стеснительным или робким, но его пугала даже мысль о возможной неудаче. Как это ему, Юрию, да придется краснеть из-за чего-то? Как это он окажется в дураках? Уж лучше, чтобы всё оставалось по-прежнему — как было.
И еще одно сдерживало Юрия. Самолюбивый, он часто сомневался и не доверял себе. Ему казалось, что у него ничего не выйдет и он будет выглядеть недотепой. Он боялся, как бы в нем не разочаровались. Считая себя не хуже Севки Кашина, завидовал ему: Севка уверенно, бесцеремонно держался с девушками, честил их подряд как распусниц, но ему, вопреки логике, почему-то везло.
— Ты попроще, попроще с ними,— поучал тот Юрия.— Они любят нахалов.
Но Юрий не мог: мешали сомнения и самолюбие.