Я знала, кто мой отец. Эбби не скрывала этого, и с восторгом показывала статьи про юное дарование Софку.
– Это твоя сестра, – говорила мне с улыбкой.
А что должна была чувствовать я? Когда, пробив инфу, узнала, как живет моя сестрица, как ею гордится отец, исполняет ее любой каприз? И с другой стороны… я… ненужный ребенок… списанный со счетов.
Софка балерина, а я неуклюжая утка. Ходить я начала поздно. И чудо было, что вообще начала. Когда мне было семь лет, Эбби в соседней деревне нашла знахарку и стала меня к ней возить. Бабулька была добродушным и светлым человеком, поила меня травками, делала массажи и заставляла ежедневно выполнять упражнения. Ее старания принесли результат. Пусть не сразу, но хромота ушла. К десяти годам я уже вовсю гоняла с пацанами по деревне. Тогда еще, будучи зеленой и наивной, верила, что папка непременно меня заберет. Эбби очень любила повторять, что я тут временно и очень скоро Патрик приедет и увезет меня к сестре. Может, и сама в эту бредятину верила, и меня пичкала розовыми сопливыми сказками. Я ждала…
– Передай папе, что я хожу, что я выздоровела! – просила ее с надеждой в голосе. Тогда я, мелкая пигалица, еще верила в добро и в отцовскую любовь.
– Обязательно передам, Златочка, – гладила меня по волосам и улыбалась.
Но, по ходу, папаше был глубоко плевать, что я там делаю, хожу или ползаю, померла или еще топчу землю. Баблишко подкидывал и считал, что этого вполне достаточно. Так я и жила в деревне, наблюдала за успехами своей сестры, за достижениями Патрика. Его часто показывали в новостях, как мецената и чуть ли не святого человека.
И этот «святой» человек, в своих интервью рассказывал, что у него только одна дочь, Софка. И правда, по документам у меня была другая фамилия, а в свидетельстве о рождении стояло имя левой женщины, а вместо отца и вовсе прочерк.
Патрик появился на пороге впервые через день после моего восемнадцатилетия.
– Едем в город, – бросил холодно. – Шмотки не бери.
И даже тогда я наивно полагала, что папаня одумался, что купит мне новые вещи, и окружит заботой, которой я была лишена все эти годы. Наивная идиотка.
На въезде в город он передал меня какому–то мужику.
– Я не хочу с ним ехать! Когда мы поедем домой? – спросила, хлопая глазами, все еще предвкушая новую жизнь.
– Ты едешь домой, – пробормотал, не глядя на меня, сел в машину и укатил.
Я подумала, что у папани дела, и он поручил своему человеку меня в дом отвезти. А вечером и он подъедет. И мы попробуем наладить наши отношения. Я забуду обиды, а он сделает все, чтобы загладить свою вину. О сестре не думала, ее я недолюбливала, слишком меня грызло, что ей досталось все, а я… росла как сорняк.