Если жрецы смогли одолеть Яз и Эрриса, это плохая новость. Яз творила чудеса со звездами, а Эррис... Эррис был чем-то другим. Турин ничего никому не сказал, но во время побега Яз лед-работа сказала ему, что Эррис не мужчина, не человек и не какое-либо живое существо. В нем не было воды. Кем бы он ни был, его внешность была ложью. Он был не более человеком, чем охотник.
Гора приближалась, и Турин начал бороться с мыслью о том, насколько она велика. Казалось невозможным, чтобы в мире нашлось место для чего-то столь большого. И в промежутке между удивлением, страхом и страданием он начал задаваться вопросом, какой прием может его ждать.
Истории утверждали, что жрецы живут внутри Черной Скалы. Турин понимал концепцию пещер гораздо лучше, чем идею «снаружи», и ему не терпелось снова оказаться в тесных пределах. Но в знакомых ему системах пещер было много способов попасть из одного места в другое и много входов.
Турин начал сворачивать влево. Куда бы ни увели остальных, за ними все равно будут наблюдать. Возможно, ему удастся найти другой путь в гору. Однако он знал, что ему лучше найти его быстро, иначе это чудовище, которое они называли ветром, его убьет, и тело навсегда останется в хватке льда.
Истории рассказывали, что Черная Скала сопротивляется наступлению льда и что ее камни — горячие на ощупь. Первое утверждение было правдой лишь отчасти, второе — откровенной ложью. У подножия Черной Скалы лед вздымался вокруг корней горы, в некоторых местах покрывая скалу пластами, глубиной в несколько ярдов, и взбирался по крутому склону по всем ущельям и трещинам. Но, похоже, что-то удерживало скалу от полного обледенения, даже наверху, где ветер обрушивал на нее весь свой холодный гнев. Таким образом, по мере роста высоты, лед оставался только в трещинах, где медленный процесс таяния и повторного замерзания позволял силе тяжести тащить его обратно на равнину.
Турин вскоре осознал масштаб стоящей перед ним задачи. Ему придется обыскать крутые склоны горы, где ветер дул еще сильнее, хотя это казалось едва ли возможным. Перед ним лежало огромное пространство угрюмой скалы, которая обманывала глаз и заставляла думать, что каждая впадина — вход в пещеру.
Турин взобрался всего на несколько гребней и понял, что, если бы его ноги не потеряли чувствительность, он бы мучился от жестоких углов скалы, прокусывающих обмотанные вокруг них мягкие шкуры.
Дважды на протяжении первых ста ярдов ему приходилось использовать лед-работу, чтобы не упасть. Холод похитил из его рук всякую сноровку, превратив их в когти, едва способные держаться, онемевшие ноги спотыкались о каждый выступ.