— Да, я всё понимаю. Но, папа, ты же помнишь, я ведь просила, чтобы меня кто-то другой охранял. Зачем Тимур?
Я говорю достаточно громко и знаю, что Каиров меня слышит сейчас. Но пусть знает, что я действительно этого не хотела. Ни капельки.
— Элла, не начинай, — в голосе раздражение, и я буквально спинным мозгом чувствую, как злится сейчас отец. Он не выносит упрямства и споров. — Нет никого надёжнее Тимура, потому закроем эту тему. Ну и никому другому я свою принцессу доверить не могу. Он-то точно к тебе не полезет со всякими глупостями.
Мысленно кричу, что хочу этих глупостей именно с Тимуром, но вслух бросаю лишь короткое и раздражённое:
— Ясно.
— Элла, заканчиваем концерт. Слушай Тимура и тогда у тебя всё будет хорошо. Он, между прочим, ради тебя все дела на время свернул.
— Ради тебя и вашей дружбы. Не ради меня, — почти взрываюсь, а отец раздражённо вздыхает.
— Дочь, я ещё позвоню.
И обрывает звонок. Отец всегда так делает: прекращает неприятный для себя разговор резко, бескомпромиссно. Щёлк по носу, мол, сиди, Элла, в углу, не лезь, когда взрослые дела решаются. Молчи, слушай и не возражай, а то без сладкого останешься.
Бесит! Потому что я не ребёнок. Что бы они с Тимуром себе не думали, не ребёнок. Даже несмотря на Микки Мауса.
В голове тяжелыми камнями перекатываются слова отца. Тимур ко мне не притронется, он верный долгу, он честный и порядочный. Папа уверен в этом, потому и доверил меня Каирову, ничего не зная о моих чувствах и, уверена, слышать ничего не захочет.
А я любимая дочка лучшего друга. Человека, который однажды спас Тимура, вытащил с того света. Между нами никогда ничего не будет, как бы я не прыгала и не пыталась, как бы не навязывалась и не старалась доказать, что я — достойна Тимура. Что меня можно и нужно любить.
Больно и пусто. Я медленно поворачиваюсь к Тимуру, а он смотрит на меня, ждёт чего-то. То ли чтобы телефон вернула, то ли чтобы в комнате спряталась.
Я впихиваю в руку Тимура телефон и принимаю, как мне кажется, взрослое и взвешенное решение:
— Уезжай, Тимур. Честное слово, не нужно меня охранять. Я никуда не денусь. Но ты уезжай.
— Уехать? — заламывает бровь, удивляется чему-то.
— Да. Не мучайся. Тебе же тяжело, я ведь вижу. Долг, все дела. Тимур, я не дура, я всё понимаю. Тебя вынудил папа, ты не хочешь ничего со мной общего иметь. А то, что было в комнате… просто я сама напросилась. Это ничего не значит.
Не знаю, где нахожу силы не расплакаться. Смотрю в глаза Тимура, пытаюсь казаться смелой. Но мне так тяжело от всей этой ситуации, от того, что моя первая любовь такая невыносимо тяжёлая, такая напрасная. Да, я взрослая, а взрослые люди умеют делать правильный выбор.