. Поскольку доходы их почти не отличались от основной массы лиц наемного труда, социологи левого направления считали их социальное положение не отличимым от положения рабочих
>175.
Несмотря на то что материальное обеспечение и бытовые условия «белых воротничков» со временем стали мало или почти не отличаться от основной массы населения – рабочих, младшего обслуживающего персонала, работников сферы услуг и др., известная культурно-психологическая грань между ними продолжала сохраняться. Весьма характерны в этом отношении впечатления наблюдателя (1941 г., США): «Кварталы, где живут конторские служащие, и рабочие кварталы расположены рядом, дома в них одной планировки и неотличимы друг от друга, как горошины в одном стручке; жильцы этих домов едят одни и те же консервы, читают одни и те же газеты, ходят в одни и те же кинотеатры, ездят на одних и тех же автомобилях; однако жены конторских служащих никогда не станут играть в бридж с женами заводских рабочих»>176. Известное отчуждение между лицами интеллигентного труда и рабочими и другими представителям «простого народа» сохранялось после Второй мировой войны и в Европе>177.
Тем не менее, несмотря на остатки социокультурных различий между низшими слоями лиц умственного труда и лицами физического труда, можно констатировать, что в смысле положения на социальной лестнице и благосостояния все группы лиц умственного труда, не входящие в категории «профессионалов» и «чиновников», оказались в развитых странах эпохи «массового общества» за пределами границы, отделяющей элитные социальные группы от основной массы населения.
В СССР и других социалистических странах, где идеология ставила на первое место «рабочий класс», а задача «ликвидации различий между физическим и умственным трудом» считалась одной из важнейших в процессе строительства коммунизма, процессу уравнения оплаты рабочих и лиц умственного труда придавалось принципиальное значение, и этот процесс в 60—70-х гг. продвинулся гораздо дальше, чем в развитых странах Запада, затронув не только низшие, но и высшие слои лиц умственного труда. Здесь резкое падение доходов последних произошло сразу после революции. Не считая жилищных и прочих условий (которые ухудшились неизмеримо вследствие политики «уплотнения», повсеместно проводимой в городах в отношении «буржуазии», в результате чего квартиры превращались в коммунальные), только по зарплате уровень обеспеченности образованного слоя упал в 4–5 раз. Причем наиболее сильно пострадали его высшие слои (если учителя начальных школ получали до 75 % дореволюционного содержания, то профессора и преподаватели вузов – 20 %, даже в конце 20-х гг. реальная зарплата ученых не превышала 45 % дореволюционной). До революции профессор получал в среднем в 15,4 раза больше рабочего, в конце 20-х гг. – лишь в 4,1 раза