Любовницей…
Предложил…
Твой отец…
Слова Марты обрывками в моём сознании то вспыхивают, то снова гаснут, но ни на секунду не оставляют в покое, вытесняя собой всё. В голове вакуум, и только эта хрень на повторе.
Я не знаю, как её потушить, не понимаю, что должен сделать, чтобы немного прийти в себя, не наломать дров, не разрушить всё под чистую. В горле кислота, в венах огонь, и я останавливаюсь в центре какой-то поляны, где лишь контуры кустов и стволы деревьев вокруг, поднимаю голову к ночной синеве и, зажмурившись, ору, что есть мочи.
Больно ли мне? Нет.
Мне зло и пусто, отвратительно, мерзко. Почему-то пахнет падалью, и даже крик не приносит должного облегчения.
Отец был единственным человеком в моей жизни, которому я мог доверять. Единственный, в кого я верил, на кого хотел равняться, кем хотел быть. И сейчас привычная, выстроенная годами реальность рассыпается трухой, а привычные идеалы рушатся с оглушительным грохотом. Мне кажется, кто-то подложил бомбу под постамент, и теперь вокруг меня разлетается мраморное крошево.
Внутри, где-то на задворках сознания, бьётся слабая малодушная мысль: Марта соврала. Придумала зачем-то этот звездец, чтобы…
Чтобы что?
Мне очень хочется верить, что отец бы не поступил так с единственным сыном, но тонкий голосок малодушия глушит лавина осознания: ей не было смысла в этой лжи. Ей от неё ведь никаких преференций.
У любой лжи, любого действия есть смысл и логика – пусть кривая, косая, вывернутая наизнанку, но логика. Я привык видеть её везде, потому что вот именно так заточен мой мозг, и сейчас он, несмотря на царящий раздрай в душе, кирпичик за кирпичиком громоздит факты, подбрасывает подробности, анализирует и приводит всё к единому знаменателю.
Мысленно я упираюсь лбом в эту стену неопровержимых фактов, бьюсь в неё, но с каждой попыткой найти брешь, кирпичи лишь прочнее становятся.
Оседаю на землю, приваливаюсь спиной к толстому стволу дерева, шершавому и прохладному, и понимаю, что именно в этот момент всё меняется. Вся моя жизнь меняется, и я вновь стою перед выбором, и от него зависит моя дальнейшая судьба.
Мне нужно поговорить с отцом. Нужно ехать домой и попытаться понять, зачем он так поступил. Неужели Марта ему настолько понравилась? Неужели на свете нет других баб, если он не хочет хранить верность? Почему именно она?
Такое бессилие я в последний раз чувствовал в детстве, но сейчас, похоже, придётся сочинять другую сказку.
Мой телефон дребезжит в кармане, и я борюсь с соблазном сбросить звонок, даже не посмотрев имя абонента, но нет. В конце концов, это может быть и по работе.