Я требую, потому что вижу: мать действительно что-то знаешь, и я готов мёртвой хваткой вцепиться в неё, но выбить правду. Даже если она меня доконает.
Наверное, кто-то сверху решил, что мне пора полностью избавляться от шор и призраков прошлого, от привязанностей и семейных уз. Всё, что происходит с нашей семьёй в последнее время – Армагеддон и апокалипсис, – но, наверное, это кому-то нужно.
Чтобы мы сбросили маски, чтобы стали наконец настоящими. И пусть это будет стоить нам всем семьи, врать друг другу и притворяться больше невозможно.
– Нет-нет, я не могу, Марк. Ты не понимаешь… я не верю, что он мог. Не верю!
Взгляд матери становится осмысленным, она приходит в себя. Я поднимаюсь, она следом. Хватает меня за плечи, гладит по щекам, обнимает. На минуту кажется, что всё, что случилось с нами: её измены отцу, бесконечные любовники, ложь, лицемерие – неважно. Сейчас я даже готов поверить: тогда, в мои десять, мне всё привиделось, и мать не издевалась надо мной, не запугивала, пытаясь убедить, что я сумасшедший и мне всё померещилось.
Мне померещилось.
Я говорил вам, что меня запирали на лето в козырном интернате, который на деле оказался тюрьмой. В его стенах нам, детям, просвечивали мозги и «лечили» разноцветными таблетками.
Моя мать до одури боялась, что я расскажу про её шашни отцу, и она делала всё, чтобы я забыл об её изменах. Она не хотела потерять свою привычную сытую жизнь, а я… был помехой, которую нужно устранить.
Но пусть мне было всего десять, плевать таблетки в кулак я додумался.
– Марк, уезжай, – просит шёпотом и в глазах мне мерещится что-то похожее на любовь. – Займись похоронами девочки, займись чем-то, но тут тебе пока делать нечего. Мы… мы с отцом сами разберёмся. Со всем разберёмся. Как всегда. Ты же знаешь, что мы это умеем?
И такое бессилие наваливается. Впервые мне показалось, что мать может играть на моём поле, но она снова печётся об имидже семьи, и понимаю, что с меня действительно хватит.
Стоп.
Довольно.
Достаточно.
– Я прощаю тебе, мама, – говорю и целую мать в лоб.
– Что… что ты имеешь в виду?
– Пусть всё остаётся на твоей совести… мама, – выдавливаю из себя и, развернувшись спиной, ухожу в свою комнату.
Мне нужно разбудить Олега. Мне нужно рассказать ему обо всём, и от перспективы быть гонцом, тошнота к горлу подкатывает.
Но лучше Олег узнает всё от меня. Я найду слова.
Постараюсь.