— Сколько тебе нужно времени, чтобы оформить документы? — спрашиваю у Каира, потягивая коньяк из бокала.
— Сложно сказать, — бета вздыхает, расхаживая по комнате. — Дело касается фальшивок, и перевести всё в официальный статус будет непросто. Тем более это Падалки, а не столица, где у нас всё схвачено.
Киваю, молчу.
Шакур оставил нас ждать Наталью. Её вот-вот должны привести — поболтаем.
— Не торопись, — щурюсь, думаю. — Сделай всё аккуратно и так, чтобы ни у кого вопросов не возникло.
Дверь открывается, и в дом под локоток заводят Наташку. Она выглядит плохо — заплаканная, растрёпанная, возможно, даже получившая по моське.
— Сволочь… — с ненавистью хрипит Наталья.
Я улыбаюсь. Надо же какая коллизия: две сестры — одна ангел, другая натуральный чёрт.
— Как тебе на свежем воздухе? — интересуюсь, когда охранник усаживает Нату в кресло напротив меня. — От переизбытка кислорода голова не кружится?
— Гандон грёбанный! — выдаёт пленница и мотает головой. — Я отсюда выберусь, и тогда тебя с землёй сравняют.
— Выберешься, но только если я этого захочу, — отвечаю сухо, пропуская мимо ушей угрозу.
Между мной и Натальей журнальный стол, а на нём початая бутылка коньяка и бокал, из которого пил Шакур. Сучка зыркает на меня злющими глазищам и иногда косится на выпивку. Что, слюнки текут? Хмыкаю и пододвигаю к ней бокал с недопитым алкоголем. Ната молча хватает его и приговаривает содержимое одним глотком. По подбородку девки стекает коньяк, она дышит часто и смотрит на меня. Её трясёт. Правильно всё, по плану.
— Значит, так, Наташ, — тарабаню пальцами по подлокотнику кресла, — скоро тебе привезут документы, и ты их подпишешь.
— Какие документы? — голосок у неё дрожит.
Алкоголь расслабил, эмоция попёрла.
— Обе свои хаты перепишешь на Ангелину. Полностью.
Ната заливается истерическим хохотом. Охранник косится на меня, я киваю — не трогай. Пусть проржётся кобылка.
— На Ангелину переписать?! — Наталья давится смехом. — Да я ради этих квартир только душу дьяволу не продала! Х*р вам!
Встаю, беру веселящуюся дуру за шкирку и тащу к окну. Раздвигаю пальцами жалюзи и без церемоний припечатываю её моськой к стеклу. Нам открывается чудесный вид на уставших, но прилежно трудящихся оборотней. Потных и голодных до баб мужиков там не меньше двух десятков.
— Объяснять надо или понимаешь, о чём речь? — спрашиваю, сильнее сжимая пальцы на шее Наты.
Ей теперь невесело. Притихла, думает.
— Гандон… — шипит змеёй.
А я продолжаю вжимать её мордой в окно. Ещё немного усилий с моей стороны, и стекло треснет — испортит ей личико. Наташа это прекрасно понимает — жмурится, пищит, но не дёргается. Любое движение может стать для неё фатальным.