– Я не виновата, – застонала она слабо, но рев толпы заглушил слова.
Шею быстро оплели веревкой. Ее набросил один из тех троих, рванув петлю так, что Ярина захрипела.
Опять прибыла сила. Яркая, чистая, злая. Она родником била в груди. Только возьми, выплесни на людей. Да и какие это люди? Звери, нечисть – и те добрее будут.
Ярина, будто наяву, представила, как отпускает то, что рвется наружу. Как сносит потоком людей, избы, перемалывает безжалостно. Вместе с Гором.
Нет!
Она не может и не станет. Она человек. И человеком останется. Пусть даже другие потеряли людской облик.
Лишь бы Гор был жив.
Под ноги ей подпихнули лестницу, перекинули через сук веревку. Вой оглушал.
Ярина еще пыталась трепыхаться.
Бесполезно, глупо все. Они убьют ее, Гор умрет сам, потом селяне пойдут войной на нечисть, и водяной сотрет Пожарища с лица земли.
Нет! Пусть он живет! Должны же у него дома остаться какие-то снадобья, выходили же его местные по осени. О том, что будет, когда он очнется и увидит в окно, как она болтается в петле, лучше не думать.
Ярина пыталась найти выход. Ну хоть какой-нибудь! Не было больше на шее ожерелья, не позвать на помощь. Та сила, что бурлила внутри, не услышав отклика, схлынула, оставила наедине с ледяным дыханием Переправщицы, уже стоящей за спиной.
Разъяренные селяне расплывались перед глазами. Четкой оставалась только Весёна, на холеном лице которой ненависть мешалась с дикой радостью.
Веревка сдавила горло.
– Смерть ведьме!
– Смерть!
«Жить хочу!» – отчаянно подумала Ярина, задыхаясь.
Солнце слепило, и вихрем влетевший в толпу всадник сперва показался видением. Но сквозь гул в ушах раздались испуганные вопли, люди прянули назад, спасаясь от вставшего на дыбы коня.
– А ну, все назад!
Над ухом взвизгнул, рассекая воздух, кинжал, душившая петля упала на плечи.
Сверкнула смарагдовая подвеска в волосах, карие глаза горели яростью.
Он совсем не изменился. Нисколечко.
Ярина всхлипнула, ноги подогнулись, и она рухнула на руки Тильмару.
Очнулась она быстро. Веревки, что опутывали руки, исчезли, оставив вместо себя кровавые следы на коже. Перед глазами танцевали цветные искры. Ярина дернулась и свалилась бы вниз, не поймай ее Тильмар. Он крепко прижимал ее к себе и пытался влить в рот какую-то гадость. Полынно-горькое зелье полилось в горло, тут же подступила тошнота, зато дурманящая слабость исчезла без следа, в голове прояснилось.
Ярина уткнулась носом в пропахшую дорожной пылью куртку, пережидая дурноту. Слезы подступили сами, сколько она ни пыталась крепиться.