— Что верно, то верно, — без всякого смущения прогудел в ответ Артемьев. — Да у меня что… Вот вы послушали бы моего деда… В соборе протодьяконом служил… Бывало, рассказывает, как пустит аллилуйю, так свечи, словно от ветра, гасли, под ногами пол дрожал…
— А жив сейчас, дед-то?
— А что ему сделается? Жив. На вторую сотню перевалило и хоть бы что. Мужик здоровый, в молодости быка-полуторника ударом кулака сваливал… Озоровал много, хотя и служил богу…
— Ну, а голос как?
— Не тот, конечно, что был, но осталось… Выпьет случаем, запоет что-нибудь духовное, так в окнах стекла дребезжат…
— Силен у вас дед, Артемьев, — невесело сказал Гурьев, пряча лицо от все усиливающегося ветра.
— Силен, что и говорить, — согласился шофер и добавил, осматриваясь: — А поторапливаться все-таки надо…
— Ну, хорошо… Сейчас идем. Подожди немного, — попросил Гурьев и повернул обратно в барак. «И чего он все пишет, Вачнадзе? Пора домой… Домой? А есть ли у меня теперь дом?»…
7
Пристроившись у слесарного столика, положив блокнот на колено, Алексей торопливо писал письмо Галине:
«…Машины уже готовы тронуться в обратный путь, и поэтому — спешу. Не обижайся — и пойми. Я все время думаю: не жестоко ли мы поступили? Имею ли я право на твою любовь? Не подумай, что я чего-то боюсь, — я просто теряю голову от счастья, от ощущения, незнакомого мне ранее: я люблю! Понимаешь? Ну, как это объяснить?.. Засыпаю и думаю о тебе, просыпаюсь и первая мысль: а как ты там? А ведь до встречи с тобой этого не было! Сейчас же я, словно другой человек: и тот же, да не тот…»
«…понимаю, пишу тебе по-мальчишески наивно, но верю! простишь мне эту наивность и сумбурность — ведь я впервые пишу письмо любимой…
Я знаю, как тяжело тебе будет, но не смей падать духом, слышишь, не смей! Суд людей суров, но иногда он и неправ, когда дело касается чувств… Видишь, я уже начинаю рассуждать, но и это от любви к тебе… Мы были жестоки с Гурьевым, но разве было бы лучше, если бы мы пустили слезу и пожалели его?..»
«…Мы встретимся только весной — раньше отсюда не выбраться, да и не смогу я оставить буровую без присмотра — бурение идет! Но весной я примчусь к тебе и привезу охапку красных тюльпанов… Ты будешь ждать? И помнить, что я люблю тебя?..»
Исписав несколько листков, Алексей вырвал их из блокнота и задумался. Как адресовать письмо? Написать просто: «Гурьевой Г. А.»? А если Вачнадзе покажет его Никите? Да и не сочтет ли Вачнадзе оскорбительным для себя такое поручение — ведь они с Гурьевым друзья!.. Алексей вздохнул, огорченно покачал головой и сунул письмо во внутренний карман…