— А вы почему молчите, Василий Митрофанович? Вам неинтересно?
— Я слушаю, — ответил Анохин коротко, а глаза его засмеялись так, что Галина даже вздрогнула.
«И за что он меня не любит? — думала она. — Не может примириться с утерянной партией долот? Ну, подожди, товарищ Анохин, я заставлю тебя смотреть на вещи по-другому!»
— Давайте пройдем в будку, Василий Митрофанович, — проговорила она, настраиваясь воинственно. — У меня есть одна мысль… Хочется посоветоваться. Попрошу и вас, бурильщик…
Фамилию бурильщика она забыла. Мудреная фамилия… не то Курнаевский, не то Курнаковский… Да это было в настоящую минуту и не так важно. Важнее было другое. Нужно было видеть лицо Анохина, когда оно вытянулось у него от того, что у «барышни» есть еще какая-то мысль и ей хочется посоветоваться… Он выплюнул окурок и сквозь зубы процедил:
— Что ж… пройдем. — И тихо, видимо для себя, добавил. — Это… становится интересным.
Галина слышала последние слова, но промолчала.
— Мысль, думается мне, стоит внимания, — начала она, когда они втроем уселись вокруг стола. — Вот я и хочу выслушать ваше мнение…
Галина рассказала о том, о чем они с Вачнадзе и Сельдиным говорили вчера так долго и подробно, разбирая детали нового способа бурения.
— Ваши возражения? — кончив разъяснения, обратилась она к мастеру и запнулась: глаза Анохина смеялись, смеялись безудержно, торжествующе. «Ага! А что я говорил?!» — кричали они.
— Почему вы молчите, Василий Митрофанович? — спросила Галина, вглядываясь в веселые глаза мастера. Анохин отвернулся, сцепил длинные худые пальцы, и хрустнув ими, проговорил:
— Видите ли, Галина Александровна, я считал вас, простите за откровенность, умным человеком и не ожидал, что вы предложите такой способ бурения… Но, к сожалению, это не новинка. Многие бурильщики понесли суровое наказание за этот же самый способ… Нет! — Анохин пристукнул ладонью по столу. — И еще раз нет! Пока я хозяин на буровой, этого я не допущу.
— Почему? Вы иронизируете, но дельного ничего не предлагаете.
— Почему? Да потому, что мне не хочется очутиться перед прокурором, уважаемая Галина Александровна. Мне больше нравится гулять на свободе.
— Ну, а вы, бурильщик? — спросила она у молчавшего до сих пор Курнаевского-Курнаковского. — Что скажете?
Галина напряженно всматривалась в некрасивое лицо бурильщика и ждала ответа. Много человеческих лиц видела она, но такое ей пришлось встретить впервые. И почему-то сейчас, ожидая ответа, она неожиданно подумала: «Это лицо запомнится мне на всю жизнь». Низкий лоб, нависшие клочковатые брови над маленькими глазами, круглый красный нос, напоминающий молодую картофелину, широкий рот, через всю правую щеку тянется сизый рваный шрам. И все-таки в этом некрасивом, изувеченном лице было что-то привлекательное. Что же? Ну, конечно, глаза! Прозрачные, как родниковая вода, и смотрят на все так спокойно, пытливо и умно…