Мы стали припоминать, у кого в нашей округе есть ружье. У Миклуша в амбаре висит старое, еще дедовских времен кремневое ружьишко, стреляет с большим грохотом и все мимо. Есть еще дробовик у мельника Устина, но Елеська сказал, что стреляли пулей, в оконном стекле осталась дырочка, от которой во все стороны разошлись по стеклу трещины.
— Говорят, в тот день ездил к нам на болота урядник, — вспомнил Елеська. — Вроде бы хотел на уток охотиться, да только какие теперь утки, болота на глазах сохнут… Да и зачем урядник станет через окошко стрелять? Захочет, любого и так допечет: арестует и все тут!
Вообще-то говоря, урядник у нас очень злобный. Особенно лют стал с тех пор, как однажды ночью какие-то неизвестные люди накинули на него рогожный куль и сильно поколотили. Урядник многих подозревает в нападении. Особенно недоверчиво относится он к тем, кто ведет себя независимо, читает книги и сочувствует беднякам.
Весной я пахарем вышел в поле.
После смерти отца нам оставили земли всего на пол-души, но и этот нищенский надел вспахать целиком оказалось мне не под силу.
Старая лошадь едва тащится, соха непомерно тяжела для моих слабых рук, ноют плечи, от усталости дрожат колени. Пока дойду до конца полосы, не раз присяду отдохнуть. А пахать надо, мать в последнее время стала часто прихварывать, иногда по нескольку дней не поднимается с постели, так что теперь вся надежда только на меня.
Вечером я привык сидеть над книгой. При свете коптилки читал чуть ли не до утра. Бывало, мать проснется среди ночи, заворчит:
— Сидишь, словно филин, только керосин зря жжешь. Он денег стоит…
— Сейчас дочитаю и лягу. До главы немного осталось…
Дочитаю до конца главы, а там меня манят новые страницы — не оторваться!
Накануне того дня, как мне надо было первый раз выходить на пахоту, я допоздна засиделся над книгой Фламмариона о вселенной. Эта книга захватила меня целиком. С детства я привык к представлениям о мире, которые внушали в церкви (в школе нам хоть и говорили о строении вселенной, но как-то сухо и вскользь), а тут я был поражен величественной картиной мироздания, открывшейся мне при чтении этой замечательной книги. Я так увлекся, что не заметил, как пролетела короткая летняя ночь, и, когда перевернул последнюю страницу, увидел, что за окном посветлело, и верхушки тополей за оградой озарились багровым отсветом восходящего солнца.
Так, не поспав, я выехал в поле. Шел за плугом и клевал носом. Кое-как дотянул до полудня. Тогда распряг лошадь, привязал ее к столбику на меже, быстренько сжевал кусок черствого хлеба с печеным яйцом и прилег на траву немного отдохнуть.