Меня это вначале даже немного коробило. Как так? Винегрет без картошки? Не бывает. А как же самый вкусный фирменный винегрет от нашей бабы Эрны с самодельной квашеной капустой, зелёным горошком и, конечно же, неотъемлемой картошкой? Признать винегрет без картошки было равносильно тогда почему-то предательству дорогого моему сердцу детства. Только потом, со временем, я поняла, что совершенно не важно что ты добавляешь в салат. Детство останется детством, это только мои воспоминания, моя реальность. Винегрет бабы Эрны так и останется для меня самым вкусным… а вот то, что мы, ушбиикские, жить не можем без картошки, – правда. Но об этом в следующий раз.
Когда в начале девяностых у нас начали отключать в целях экономии электричество, мама с бабой зажигали керосиновую лампу, и мы садились все за столом на кухне и щелкали семечки при её тусклом свете. Наступившая внезапно темнота преображала мир, отключая телевизоры и свет в комнатах. Но это вовсе не пугало, а было даже интересно.
Глядя на жёлтый язычок пламени за слегка закопченным стеклом лампы, можно представить, как же жили раньше люди без света, или представить, что мы тоже живём, например, в далёком Средневековье. Или пофантазировать еще дальше, представляя себя в пещерном веке. Или представить, что мы – отважные путешественники, отправившиеся на конец света.
Когда вначале тебе казалось, что всё остановилось, ты вдруг находишь потом кучу возможностей. Например, можно поиграть с тенями на стене, сделать волка или зайчика, или орла с расправленными крыльями. Один показывает фигурки из теней, другие отгадывают. И так по очереди.
Или петь песни хором, перебирая весь репертуар пластинок. У нас было много старых и новых пластинок, разных годов и жанров, от Адамо «Падает снег» до «Песни прощения» Муслима Магомаева и «Зелёного света» Валерия Леонтьева. Мама знала слова многих песен своей молодости, она пела, мы подпевали припев. Пели про Алёшу, Вологду, девушку Амину и ещё много других, названий и слов которых уже и не вспомнить. Единственное, что не забудется, это ощущение той лёгкости и беззаботного единства и то весёлое, то грустное настроение, которое несли с собой песни.
Помню, как всегда было жаль безнадёжно влюбленного героя одной красивой песни Ободзинского:
По ночам в тиши я пишу стихи.
Пусть твердят, что пишет каждый в девятнадцать лет. В каждой строчке только точки после буквы «л». Ты поймёшь, конечно, всё, что я сказать хотел, Сказать хотел, но не сумел.
Но тает снег весной всегда.
Быть может, мне ты скажешь «да».