— Оценить? Что еще, черт возьми, там надо оценивать? Книга у него! Надо просто забрать ее! Она наверняка раскроет нам все их международные связи. Туда должен быть занесен каждый подпольный торговец оружием из любой страны мира, с которым они имели дело. Гринелл может сбежать и укрыться у любого из них. Захватите книгу!
— Ты забываешь о том, какое у Гринелла чувство самосохранения. Я полагаю, Калехла уже тебе рассказала.
— Да, его увез гидроплан. Ну и что?
— Он так же стремится завладеть книгой, как и мы, и, безусловно, уже успел связаться с человеком миссис Ванфландерен. Гринелл не станет рисковать сам, он пошлет кого-то другого, кому доверяет, чтобы вернуть книгу. Если он знает, что мы идем по следу и что за домом, возможно, установлено наблюдение, то, как ты полагаешь, какие распоряжения он даст своему доверенному курьеру, который в конце концов должен будет доставить книгу в Мексику?
— Если его задержат на границе или в аэропорту…
— Да, в нашем присутствии. Так что, по-твоему, он велит в этом случае сделать своему посланнику?
— Сжечь эту чертову штуку, — спокойно ответил Кендрик.
— Вот именно.
— Надеюсь, ваши люди окажутся на высоте.
— Два человека, один из них — наш лучший сотрудник. Его имя — Джинджербред; спроси о нем у своей приятельницы.
— Джинджербред?[16] Что за дурацкое прозвище?
— Потом, Эван, — прервал его Пэйтон. — Мне надо тебе кое-что сказать. Сегодня днем я вылетаю в Сан-Диего, а затем нам с тобой предстоит важный разговор. Надеюсь, ты будешь к нему готов, потому что это не терпит отлагательств.
— Я буду готов, но почему нам не поговорить сейчас?
— Потому что я пока не знаю, что сказать… Правда, я не уверен, что буду знать это потом, но кое-что все же прояснится. Видишь ли, мне предстоит встреча с очень влиятельным человеком, который весь этот год проявлял к тебе повышенный интерес.
Ощутив внезапную слабость, Кендрик закрыл глаза, упал на подушки и произнес слабым голосом:
— Он из группы или комитета, который называется… Инвер Брасс.
— Так ты знаешь?
— Одно лишь название. Я не имею понятия, кто они такие и что собой представляют. Мне известно только, что они резко изменили всю мою жизнь.
К внушительным, массивным воротам поместья на берегу Чесапикского залива подкатил седан желто-коричневого цвета с номерными знаками ЦРУ. Въехав в ворота, он проследовал дальше по подъездной аллее и остановился у гладких каменных ступенек, ведущих к главному входу. Задняя дверца машины распахнулась, и из нее вышел высокий мужчина в расстегнутом плаще, из-под которого виднелись измятые костюм и рубашка, свидетельствовавшие о том, что их не снимали по меньшей мере последние трое суток. Усталой походкой он направился вверх по ступенькам к величественной парадной двери, поеживаясь от холодного утреннего воздуха. Хмурое небо было сплошь затянуто тучами, обещавшими снег — снег на Рождество, подумал Пэйтон. Наступивший Сочельник был для директора Отдела специальных проектов обычным рабочим днем, и все же он страшился этого дня, его надвигающейся неизбежности. Он отдал бы несколько лет жизни, чтобы этот день не наступил вовсе. На протяжении всей своей долгой карьеры ему неоднократно приходилось делать такое, что вызывало у него обильное выделение желчи в желудок. Но никогда это не было связано с уничтожением добрых, высоконравственных людей. Сегодня утром он вынужден будет уничтожить такого человека. Он ненавидел себя за это, но у него не было альтернативы. Потому что существовало высшее добро и высшая мораль, нашедшие отражение в разумных законах нации порядочных людей. Нарушить эти законы — означало восстать против порядочности. Тяжкий груз ответственности лежал на его плечах. Он позвонил.