Я сидела, восхищенно смотрела на Марину, когда она вдруг предложила:
– Поехали со мной?
– Куда?
– Учиться в Москву.
Я замерла, не зная, что сказать. Я? Поеду куда-то учиться?
– Надо подумать… – ответила я, хотя внутри почувствовала приятное щекотание.
– А чего думать? – Марина была всегда очень напориста и прямолинейна. – Ты любишь писать, я люблю писать – надо ехать!
Марина и правда прекрасно писала. Мне до нее было далеко. Как-то в десятом классе (а вся сцена выше произошла, когда мы учились в девятом) она зачитывала классу свое сочинение, и там было одно предложение, которое меня поразило так, что я помню его до сих пор: «Ветер развевал полы его шинели». Сейчас я понимаю, что это штамп, да и отдает немного лермонтовщиной, но я до сих пор поражаюсь тому, как 15-летний подросток мог писать сочинения, используя такую лексику. Многое объясняется и бэкграундом Марины: у нее была строгая религиозная семья: папа – военный, мама – врач. Марину воспитывали как «девочку в платье в горошек», и она всячески старалась этому соответствовать: хорошо училась, очень много читала и, как следствие, умела прекрасно излагать свои мысли.
Как-то у нас заменяли учителя старшеклассники, все орали, и они сказали, что если мы не заткнемся, то первым пятерым поставят двойки в журнал. Потом еще пятерым. И еще. Пока мы не замолчим. Все в итоге замолчали, а через несколько минут в классе раздался жалобный писк. Марина плакала, нет, рыдала, но изо всех сил старалась сдержаться.
– Что случилось? – подошла к ней старшеклассница, весь класс затих в ожидании ответа.
– Вы… Вы… Сказали, что… – Она еле говорила сквозь всхлипы. – Что поставили… дв-дв-два первым пятерым, а… а… а… я пя-я-я-я-я-та-а-а-а-а-я…
– Да мы пошутили! – испугавшись, сказал кто-то из ребят. – Мы только сделали вид, смотри, нет ничего!
Марина посмотрела в журнал, там действительно ничего не было, и начала потихоньку успокаиваться, а весь класс снова орать.
Ее страх перед плохими оценками меня ужасал, потому что я боялась не столько плохих оценок, сколько некоего фатального конца, типа не перейти в следующий класс, остаться на второй год или, чего хуже, быть отчисленной. Потому что скрыть от родителей плохие оценки не было проблемой, они никогда не смотрели наши с братом дневники, а на вопрос «Как дела в школе?» всегда можно было соврать. Нередко наши разговоры с папой по поводу оценок выглядели примерно так:
– Покажешь дневник? – просил он.
– Можно не буду?
– Можно.
Мама больше переживала за наши оценки и часто говорила, что они с папой были «безумными отличниками», а мы даже не можем постараться и подготовиться к контрольной. Ну, как «мы», скорее только я, потому что брат учился хорошо по всем предметам, за исключением русского и литературы. Его даже перевели в другой класс из-за учительницы, потому что та называла его бездушным: как-то им задали написать сочинение со сложносочиненными конструкциями, и он придумал историю про Петю, который отрезал соседям ноги бензопилой. У моего брата всегда было своеобразное чувство юмора, собственно, оно и сейчас такое, но, к сожалению, консервативная учительница русского и литературы его оценить не смогла.